Дед вернулся минут через двадцать, когда я демонстративно пил коньяк из горла, закусывая шоколадом. Он зло взглянул на меня, достал с деревянной полки в углу две рюмки, дунул в каждую и молча пододвинул ко мне.

– Шоколада не ел, что ли? – угрюмо произнес он, отбирая у меня начатую плитку. – Не себе же принес…

– Да и не тебе, видимо, – огрызнулся я, наливая себе коньяк и демонстративно поставив бутылку около себя.

Афанасий сдвинул сердито седые брови и потянулся за бутылкой. Молча налил себе, сделал глоток, посмаковал во рту и крякнул от удовольствия.

– Ты это, мое не трогай, – прорычал я. – Как встретил, так и подарки получай.

– Это за ночлег, – тут же нашелся наглый дед, криво усмехаясь.

– Нет, я всё могу понять, маразм у тебя старческий, одичал совсем за год, но на людей чего кидаешься? – не выдержал я, наливая уже в две рюмки.

– Нет у меня в доме места, – возразил дед. – Гости у меня.

– Ах, гости, – усмехнулся я. – А что же за стол всех не сажаешь? Я бы пожевал что-нибудь, кроме тушенки.

– Я тебе не столовая, – проворчал Афанасий, посасывая шоколад.

Но, видимо, сладкое и коньяк сделали свое дело: Дед на глазах становился добрее. Хмурые взгляды сменились на добродушные, ушла настороженность. Не совсем, но заметно.

– Еду принесу сейчас, а в дом не пущу, – сказал он.

– Да и хрен с тобой, старик, – махнул я рукой. – Не хочешь знакомить с гостями, и не надо. На пару вопросов ответь, а я утром уйду.

– Что еще за вопросы? – снова напрягся Афанасий.

– Ищу я тут кое-кого, – начал я, внимательно наблюдая за реакцией Деда. – Осенью женщина пропала, муж ее ищет. Не верит, что умерла.

– Ладно, уходи утром, – хлопнул себя по коленям Афанасий и встал с лавки. – Дров тебе на сегодня хватит, воды тоже. Заслонку не забудь на ночь закрыть.

Я удивленно проводил его взглядом, глядя, как он выходит из бани, прикрыв дверь. Это что сейчас было? Чтобы старик отказался от коньяка и разговора, сам ушел, ничего не сказав? Сколько лет я уже его знаю? Семь или восемь, никогда такого не было. Что же за гости у него там такие?

Я понимал, что в дом не полезу. Афанасий мог и по ногам пальнуть, с него можно всего ожидать. Но вот уйти утром вряд ли уйду. Что-то меня напрягало во всем этом, слишком скрытным стал Дед, а это само по себе очень подозрительно.

Плюнув на все, я провел вечер даже приятно. Попарился в бане чуть ли не до тошноты. Отмылся, семь потов сошло, словно заново родился. Пока я был в бане, Афанасий принес мне еду, за что ему и спасибо. Картошка только сваренная, сало, тонко нарезанное, что аж просвечивало, с чесночком и черным перчиком, огурцы бочковые и большую миску тушеной оленины с овощами.

Наелся я так, что еле вздохнуть мог. И огурцам, и салу честь отдал, а уж оленина выше всяких похвал. Дед ее в печи долго томит в собственном соку, потом луку туда как оленины наваливает, морковь, чеснок. Мясо во рту тает, ничего вкуснее в жизни не ел. Иногда мне кажется, что я сюда к Афанасию только из-за этого мяса катаюсь. В этот раз, похоже, так и вышло.

После бани и еды заснул так, что пушкой не разбудить, однако военная привычка всегда быть начеку взяла свое. Под утро из дома послышались крики, да такие, что у меня волосы дыбом встали. Не пойму, кто кричит, вроде и женский голос, но такой, что как вой, да громко так.

Быстро накинул штаны и джемпер, влетел в ботинки и рванул в дом. На всякий случай пригнулся, когда в жилое помещение забегал, чтобы Афанасий не пальнул куда не надо. И на секунду остановился, открыв рот от удивления. Меня, повидавшего в горячих точках всякого, прошило страхом за то, что тут творилось. На деревянной кровати у стены метался и крутился человек, а Афанасий пытался его удержать.