, подумал Максим, каждый регион имеет право на собственную чудовищную историю, и остальная Франция вовсе не обязана автоматически сопереживать страданиям жертв.

Жандармы ловили каждое слово руководительницы.

– Есть новости. Мы задействованы, напарники будут работать как обычно, соберут первые данные.

Новости? Волоски на шее Максима встали дыбом, как от статического электричества. Почему? Как дело десятилетней давности – закрытое дело – всплыло на поверхность?

В голову пришла мысль о сестре, и в животе у него похолодело.

Да, прошлое и впрямь решило напомнить о себе.

6

Она перешла из медицинского кабинета в такую же холодно-строгую допросную, чьи стены видели жизнь в ее худших проявлениях.

– Это маленькое чудо, – сказали ей. – Настоящее чудо, что вы не просто остались живы, но не получили ни царапины!

Ремни безопасности выполнили свою работу, железо погнулось в правильных местах, она и водитель остались сидеть в креслах как пришитые. Машина несколько раз перевернулась и в конце концов уткнулась в отбойник. Случилось маленькое чудо.

Ее вытащили из покореженной кабины, сделали кучу анализов и тестов и вкололи легкое успокоительное. Никто не спросил ни кто она, ни откуда взялась. Непредвзятая, справедливая Франция сначала врачевала раны, а уж потом задавала вопросы.

Действие успокоительных постепенно подходило к концу, приглушенная ватная атмосфера пусть медленно, но рассасывалась, отступая, как отлив, обнажающий влажный песок.

Возвращение к реальности.

– Скажите мне, если захотите чего-нибудь попить, договорились? – предложил сидевший напротив жандарм.

Длинное, гладко выбритое лицо придавало ему приветливый вид, а проглядывавшая сквозь редкие волосы лысина не позволяла точно определить возраст, как будто молодого мужчину заперли в старом теле. Она помотала головой, и он продолжил таким тоном, как будто ему неловко:

– Будьте добры, назовите вашу фамилию, имя, возраст и скажите, чем занимаетесь.

Фамилия. Как только она это произнесет – если осмелится, – мир рухнет и на нее накинется ураган небывалой силы. А может, и нет. Может, миру плевать на нее с высокой колокольни, нашлись другие занятия, все забыто и тема закрыта.

Рано или поздно каждый должен идти вперед, подумала она. Люди проявляют поразительную сопротивляемость, особенно когда речь идет о выживании. Она всегда считала, что человек способен справиться с худшим. Даже если миру больше нет до нее дела, она точно знает: стоит озвучить фамилию – и ее мир разобьется вдребезги.

– Зачем вам знать мою фамилию? – спросила она, нарушив наконец повисшую в комнате тишину.

Ей пришлось откашляться – после часов молчания от нескольких произнесенных слов заболело горло. Во время аварии она, видимо, орала как резаная и теперь жалела, что не попросила у любезного следователя стакан воды.

Мужчине в форме было так неловко, что он машинально ерзал на стуле.

– Дело в том, – начал он, – что водитель, который вас подвозил, подал жалобу.

Молодая женщина откинулась на спинку стула, изумленно уставившись на офицера, но ничего не сказала, и он продолжил:

– Вы хоть объясните, что произошло.

Капрал не повторил просьбу назвать фамилию, и она подумала, что выиграет немного времени, если расскажет свою версию. Это как отступить на несколько шагов перед прыжком. Так делают для верности, чтобы добиться лучшего результата. Она слегка помассировала шею, сделала глубокий вдох и сказала:

– Я голосовала на дороге. Он остановился, я села, и мы поехали. Он сказал, что может подвезти меня, что ему почти по пути. Сначала он в основном молчал, потом я уснула, а проснулась на заправке. Там мы пробыли недолго, поехали дальше и почти сразу попали в аварию.