Я положила вилку, задумчиво посмотрев на оставшуюся половину блинов. Донна, стоявшая у плиты, повернулась ко мне и тепло улыбнулась.

– Всё в порядке? – спросила она, словно почувствовала мои сомнения.

Я быстро кивнула, подняв вилку снова. Чего я себя накручиваю? Пара блинов ещё никого не испортила. «Ешь и наслаждайся», – мысленно сказала я себе и продолжила завтрак, позволяя себе хотя бы на несколько минут забыть обо всех тренировках и требованиях.

Доев свою порцию быстрее, чем хотелось бы, я отложила вилку и выдохнула, чувствуя лёгкую тяжесть от насыщения. Блины все-таки были слишком хороши, чтобы останавливаться. Подняв тарелки, я понесла их к посудомоечной машине. Звук ударяющейся керамики слегка отдался в тишине кухни.

Оборачиваясь к Адаму, я подошла ближе и, наклонившись, чмокнула его в щёку. Он слегка дёрнулся, будто этого не ожидал, но ничего не сказал, лишь кивнул в знак признательности.

– Не засиживайся, – бросила я через плечо, направляясь к лестнице.

Поднимаясь на второй этаж, я ощущала, как каждый шаг всё больше приближает меня к неизбежному – макияжу, прическе, нарядам. И не то, чтобы я этого не любила. Напротив, мне нравилось краситься, экспериментировать с образом, придумывать что-то новое. Это было похоже на искусство, способ самовыражения.

Но только не тогда, когда нужно. Когда чувствуешь, что ты обязана выглядеть идеально. В такие моменты всё идёт наперекосяк.

Я вошла в свою комнату, захлопнула за собой дверь и подошла к столику с зеркалом. Короткий взгляд на своё отражение вызвал вздох. Волосы растрепались после душа, глаза казались слишком уставшими. Пальцы потянулись к косметичке, а внутри уже закрадывалось предчувствие: сейчас будет все ужасно.

Первый мазок подводки, второй. Вроде ничего, но потом – резкий взмах кисти, и стрелка уходит выше, чем надо. Я недовольно прищурилась, стирая её ватным диском, который оставил разводы.

Прическа тоже не хотела ложиться. Плойка нагрелась слишком сильно, локоны получались разными – то слишком тугими, то почти прямыми.