Главное, чтобы разум прояснился, и не было так плохо. Она смогла отработать только до трёх часов дня, а потом начальница сжалилась над ней и отпустила. Уж слишком плохо Смирнова выглядела. Но поехала Мирослава не домой, а к сестре. Рассказала о своём самочувствие, пожаловалась, что ей всё время хочется спать и что она вообще не понимает, что происходит. Как добралась домой в тот вечер, не запомнила. Кажется, сестра настойчиво уговаривала её переночевать у них, но Мирослава отказалась. Она должна сама пройти это испытание.
Очнулась уже, стоя в своей ванной комнате напротив зеркала, опираясь руками об край раковины. Отражение в зеркале было ужасным. М-да, не думала она, что лечение будет настолько тяжело проходить. Выпив очередные три глотка воды и подавив рвотный позыв, вновь отключилась, чтобы в следующий раз уже очнуться лежащей на диване.
Темно. В окна тускло лился свет от фонарей. Кажется, за окном бушевала непогода. По крайней мере, Мирослава смогла различить на стекле крупные капли дождя. А ещё слышалось завывание ветра. Природе так же плохо, как и ей, Мирославе? Горько усмехнулась. С трудом повернулась лицом к стене и вновь провалилась в сон.
Бабушка пришла злой, как никогда прежде. Её тёмно-карие глаза, практически чёрные, метали молнии. И глядела она на Мирославу с откровенной ненавистью. За руку с собой бабушка привела Сашку. Брат стоял совсем худой, в рваной одежде и со смертельно болезненным лицом.
– Жениха тебе захотелось, дрянь? – буйствовала некогда любимая бабушка. – Ничего у тебя не получится! Вот твой жених! С ним и будешь миловаться! Ты поняла меня, неблагодарная? – продолжала вопить она.
Мирослава расплакалась. Смотрела на болезненного брата в лохмотьях и тихо плакала. Да, за Сашку обидно и больно, но разве она может быть его невестой? Они же брат с сестрой! Пусть двоюродные, но всё же это неправильно.
Мирослава отрицательно покачала головой, с опаской смотря на всё больше гневающуюся бабушку.
– Ба, он мой брат, – тихо возразила она.
– Ничего, тебе именно такой неудачник и нужен! – прокричала бабушка и подтолкнула до сих пор молчаливого Сашку. – Целуйтесь! – приказала она.
И Саша действительно взял Мирославу за руку и потянулся к её лицу, чтобы поцеловать. Такого отвращения к бабушке, к себе и Сашке, Мирослава никогда ещё не испытывала. Нервно мотнув головой, она с силой выдернула свою руку из слабого захвата брата и, попятившись назад, громко возразила:
– Нет!
Светлое помещение, в котором они втроём находились, стало заполняться пугающе чёрной мглой и бабушка, злобно оскалившись, произнесла:
– Всё равно будет, как я хочу!
Мирослава проснулась как от толчка. Приняла сидячее положение и несколько минут сидела так, пытаясь отдышаться: сердце билось так бешено в груди, будто она не спала, а бегала десятикилометровый кросс. Было страшно. Неимоверно страшно. А ещё обидно и непонятно. Почему бабушка вела себя так? Почему настаивала на том, что её женихом должен быть Сашка? Ведь бабушка всегда к ней хорошо относилась! Никогда не ругала, а запомнилась доброй и ласковой. Мирослава даже не помнила, чтобы бабушка хоть раз повышала голос! Да и после смерти никогда в кошмарных снах не снилась, а тут. Заснуть больше не смогла, да и не пыталась даже. Всю оставшуюся половину ночи просидела на диване, обнимая свои коленки и бессмысленно глядя в окно. В душе была какая-то непонятная пустота. А ещё страх, страх, что у неё ничего не получится и она так и останется проклятой самой собой.
Когда наступило серое утро, отяжелевшие веки закрылись, и Мирослава забылась сном без сновидений. Проснулась спустя час из-за телефонного звонка. Еле разлепив веки, сонно осмотрелась по сторонам и, с трудом дотянувшись до не замолкающего мобильного, приняла вызов.