От этих мыслей её передернуло, и она с сочувствием посмотрела на засыпающую младшую сестру. Это страшно жить вот так, каждую ночь, видя кошмарные сны и не имея личной жизни. А ведь Ева всегда удивлялась, почему на её сестру никто из мужчин не обращает внимание. Она же вон какая хорошенька! Да и характером покладистая. Да, упрямая, но при этом ласковая и любящая. Верная, весёлая и отзывчивая. Сколько раз за прошедшие годы Ева жаловалась мужу, сетуя на судьбу сестры. Вот что этим мужчинам нужно? Как они могут не замечать такую девушку? Максим тоже всегда этому удивлялся. Пожимал плечами и отвечал, что, наверное, это сама Мирослава такая привередливая и не принимает знаки внимания противоположного пола. В какой-то степени Ева соглашалась с мнением мужа, так как тоже неоднократно видела мужские взгляды, обращённые на сестру. Но с другой, она помнила рассказы сестры о её попытках сделать первый шаг к мужчинам. Все они шарахались от неё, как от чумной. Почему?
Может, это знахарка действительно сказала правду, и они тогда по незнанию совершили грех? Вернее, Мирослава сама на себя навела порчу. Но ведь, ладно, они ещё подростками были, но неужели их мама не знала, что им нельзя было омывать тело мёртвой бабушки и мыть пол в доме?
Ева в последние дни тоже плохо спала. Переживания за сестру, да и мысли не давали уснуть. Она столько литературы перечитала за эти дни насчёт правил похорон, суеверий и прочей литературы на данную тему. И по всему выходило, что знахарка оказалась права. На Мирославе действительно порча. Ведь даже в прошлые времена мертвецов обмывали пожилые люди, которые не приходились упокоенному родственниками.
Тряхнула головой, прогоняя дурные мысли. Хватит об этом думать. Ещё раз погладила спящую сестру по голове и, взяв второй комплект ключей, тихо вышла из дома. Надеялась, что, если Мирославе станет хуже, то она сможет позвонить ей. А вообще Ева была намеренна звонить сестре каждый час и интересоваться её самочувствием.
***
Бабушка вновь стояла перед ней злой фурией. Чёрные глаза смотрели на Мирославу с неприкрытой ненавистью. Низенького роста она сейчас казалась просто великаном по сравнению с напуганной внучкой. В одной руке она крепко сжимала какую-то кофту. И почему-то Мирославе казалось, что эта кофта принадлежала её матери. Сердце забилось сильней, предчувствуя самое худшее.
– Ну что ж, маленькая дрянь, я смотрю, слушаться бабушку ты не хочешь. Что ж, будь по-твоему. Но учти, если ты продолжишь и дальше пить ту гадость, то вместо тебя я заберу твою мать! – гневно гаркнула бабушка так, что Мирослава испуганно вздрогнула и попятилась назад.
– Нет, ты не посмеешь, – неуверенно возразила Мирослава.
– Ты во мне сомневаешься? – злорадно усмехнувшись, поинтересовалась бабушка, наклонив голову к правому плечу. – Забавно. Доказывать ничего не буду, потом сама всё увидишь и от понимания, что это ты виновата в смерти матери, последуешь за ней. Я подожду. Ты всё равно будешь моей! – заорала она во все горло.
Тьма заструилась со всех сторон, и уже дрожащая от ужаса Мирослава готова была расплакаться от бессилия перед некогда родным человеком и от всепоглощающего страха. Тьма подступила к её ногам, ластясь и всё больше и больше поглощая её плоть.
– Бабушка, пожалуйста, – с мольбой произнесла Мирослава, не в силах пошевелить ни одним мускулом в теле. По щекам огромными каплями бежали слёзы. А бабушка лишь упивалась своей силой и властью. Глаза сияли торжеством.
– Всё равно будет, как я хочу! – твёрдо сказала ведьма (по другому в этот момент её и нельзя было назвать) и растворилась в чёрной мгле, оставляя внучку одну.