Бедро упирается в острый угол столешницы. Еще четыре небольших шага назад, и ловушка захлопнется. Хищник зажмет свою жертву между книжным шкафом и письменным столом. 

— Меня еще никогда не кидали после секса, Алина Васильевна, — Ник рывком припечатывает своим телом к прохладной стене. — Вы первая, кто это сделала. Знаете, неприятно открыть с утра глаза и обнаружить рядом с собой холодную постель. 

С каждым его словом, я убеждаюсь, что наша встреча не случайна. Уперев руки поверх моей головы, парень нависает, прижимая бедрами и при малейшем моем движении мужское тело каменеет. 

— Я не понимаю, — язык заплетается. Твердь мужского члена упирается в живот, пугая и возбуждая одновременно.  

— Хм, — его голос завибрировал. Мое тело откликается волнами тягучего удовольствия на толчки мужских бедер. — Значит, решила играть до конца. А если я скажу, что у вас, Алина Васильевна, родинка на левой груди, почти у самого соска. Вот здесь, — большой палец безошибочно указал место и обвел сосок по границе ареолы. 

— Прекрати, — шепчу, прикрыв глаза. 

— Мы уже на «ты»? — при каждом слове, твердые губы касаются моих. Ник не целует, не вторгается языком, царапает щетиной, прихватывает нижнюю губу, втягивает ее в рот и выпускает, копируя движения пальцами на моем соске. — Нехорошо так поступать, —  парень наблюдает. 

Губы, сосок, толчок бедрами. Снова и снова.

— Отпусти. Сюда могут войти, — молю. 

Под его умелыми руками, я больше не ощущаю себя хозяйкой собственного тела. Редкие вспышки в сознании сопротивляться, сказать «нет» гасит животное желание подчиниться. Отдаться. Ощутить твердый член внутри. Подарить разрядку. Впитать низкий глухой стон, прижимаясь к натренированному телу, покрытому испариной. 

— Я услышу чье-либо приближение. — Мужское лицо с привычной торжествующей улыбкой. Развязанной, притягательной, возбуждающей. 

— Это было ошибкой, — выговариваю отворачиваясь. 

Мужские губы замирают с моими словами, превращаясь в жесткую линию:

— Ошибкой?! — взрывается Ник. — То есть ты считаешь все произошедшее ошибкой? — рычит, перехватив за подбородок. 

— Нет… нет.

Господи, он в бешенстве!

— Ошибкой, — хмыкает, тряся головой и с хлопком отталкиваясь от стены. 

— Да, ошибкой, но не в том смысле, как ты подумал. Я ни о чем не жалею, — под шквалом обрушившихся эмоций удается сформулировать мысль. — Но… 

— Но ты не рассчитывала на продолжение, — кривится. — Или… 

— Пожалуйста, не говори грубости, — обрываю его на полуслове. — Не нужно. Пожалуйста. Я… я…, мне нужно идти. Пара. Меня ждут. Не ходи за мной, они же все поймут. 

— Не волнуйся, — я уже вижу мужскую спину. — Не поймут. 

Хлопок дверью. И откуда-то сверху на бумаги оседает белая пыль. Я заставляю себя вернуться в аудиторию. 

— С вами все хорошо?

— Да, спасибо. Староста, раздайте, пожалуйста. Этот тест определит дальнейшие темы, что нужно подтянуть к госэкзаменам. Лучше не списывать, он больше для вас, — в голове собственный голос звучит глухим эхом

— Вы такая бледная, — волнуется все та же девушка, забирая из моих рук листы. 

— Давление упало. Пишите. Я быстро отвечу на звонок, съем что-нибудь сладкое и вернусь. 

Смартфон вибрирует в моих руках. На экране светится надпись из прошлого: «Любимый». 

— Витя, ты не вовремя, — шепчу, открывая дверь, — у меня занятия. 

— Алин, я не отниму много времени. 

Как может один и тот же голос быть родным и одновременно чужим, поднимающим из глубин души тепло и горькую обиду?! 

— Хорошо, — осматриваю пустой коридор. — Я слушаю. 

— Алин, извини меня. Вышло некрасиво, — тараторил Балабаев. — Прости. Я выпил, не хотел хамить. Мы же не чужие люди. Шесть лет нельзя перечеркнуть одним днем, ведь, правда? Шесть лет… у нас уже могли бы быть дети.