3. Глава 3

 

– Юля, я сто раз тебе говорил: я могу сам добираться до дома! – хлопает в сердцах дверцей авто Никитос, зло сверкая синими глазищами.

– Не обсуждается, – холодно парирую я.

– И Линку я бы мог из сада забирать, а то она опять там последняя торчит, реветь будет!

Да, я знаю. Я всё знаю и понимаю. И собираюсь в ближайшее время решить эту проблему. Но пока нужно терпеть.

– Не обсуждается! – твержу я будто заевший патефон и вижу, как сжимает кулаки Никита. Он злится.

Он вообще у меня злой и неуживчивый. Что поделать? Подросток, сложный переходный возраст. Нам пятнадцать – расцвет не самых приятных качеств, бурление гормонов, бунтарский дух и сумасшедший темперамент, доставшийся, наверное, ему от отца.

Мы с сестрой по сравнению с Никиткой – отмороженные уши. Но Аля как-то с ним справлялась, а я… пытаюсь балансировать. Получается то лучше, то хуже. С переменным успехом, как говорит мой папа.

Я стараюсь не срываться. Я пытаюсь быть всегда справедливой. Мне нелегко даются решения, которые выглядят, как кнут, но с Никитой мягкотелость – во вред. Поэтому мы бесконечно бодаемся.

– Тебе всё не так! Ты вечно осторожничаешь! – бушует Никитос.

– Я люблю вас, – привожу последний свой козырь. Я пользуюсь им часто, но это не манипуляция, а чистая правда. Всё, что я делаю, только для того, чтобы им было хорошо.

Никита расслабляется, теряет боевой задор. Но злой взгляд всё же кидает на меня. Синий, жгучий, как молния. Он считает, что это запрещённый приём, а я знаю, на что давить. Мы с ним неоднократно по этому поводу схлёстывались. И я не раз благодарила судьбу, небо, родителей, что уродилась не очень эмоциональной. Это помогает. Особенно с такими детьми, которых умудрилась родить Алька.

Сестра была старше меня на девять лет. Не самая лучшая разница в возрасте: Алька быстро повзрослела, а я была всё ещё мелкой и незначительной семейной единицей.

Юра Вересов был её одноклассником. С Юрой Алька дружила. Впрочем, она умудрялась дружить со всеми: мягкая, контактная, завораживающая. Вроде бы ничего такого в ней не было, однако люди так и тянулись, желая погреться в Алькином благотворном тепле.

Конечно же, Вересов меня не помнит. Им было по семнадцать, мне – восемь, но уже тогда я разглядывала его с немым интересом и восторгом. Он мне казался божественно красивым, умным, взрослым. Это была любовь, обожание, буквально остановка сердца.

Он приходил к нам домой, пил чай на нашей кухне и помогал Альке с математикой и физикой. Ей не давалось, и Юра взял на себя обязанность репетитора.

Сейчас я понимаю: он, наверное, был в Альку влюблён. Наверное. Точно сказать я не могу, потому что ничего не замечала, кроме него. А какие взгляды он бросал и куда – не интересовало.

Юра перестал у нас бывать, как только они школу закончили. Был – и не стало. В то время всем было не до этого – Алька внезапно забеременела и поставила весь дом и родителей на уши.

От кого – она так и не сказала, даже годы спустя. Сестра в восемнадцать стала мамой, а я – тётей. У нас появился Никита – буйный младенец, способный вымотать нервы кому угодно.

Годы спустя, ровно через десять лет, Алька отмочила ещё один крендель – снова родила и опять не понятно от кого. На свет появилась Каролинка – ещё один очень активный младенец, который давал джазу всем.

Моей обворожительной, очень контактной и притягательной сестре не везло на нормальных мужчин. Мне так кажется. Точно сказать не могу – она всегда была слишком скрытной и никого не пускала в свою личную жизнь – ни подруг, ни друзей, ни нас, родных.

А Вересов так и не ушёл из моей памяти и каких-то, наверное, детских грёз. Я следила за ним. Издалека. Что-то рассказывала сестра, что продолжала общаться с одноклассниками. Что-то я узнала сама. В век социальных сетей и компьютерных технологий это нетрудно.