Он свалился как снег на голову. Ну, как бы для зимы – вполне нормальное явление, но это не просто снежинки с неба падают, а летит тебе в лоб туго скатанный снежок, и нет никакой возможности увернуться.
– Добрый день, Юлия, – произносит мужчина, что смотрит на меня пристально и благожелательно, – Богдан Артёмович у себя?
Я забываю, как дышать. У меня вообще в голове пусто и оглушающий звон, что выбил напрочь мысли и деловитость. Во мне только чувства – обострённые, жаркие, хаотичные. Я могу только рот беззвучно разевать и смотреть на него, не отрываясь.
Это же Вересов! Вересов! Тот самый!
Я давно себя не ощущала настолько живой. Да и вообще не подозревала, что способна на такие сильные эмоции.
Ответить ему не смогла, а поэтому только кивнула и попыталась сглотнуть. В горле – пустошь, как после ядерного взрыва.
– Замечательно, – улыбнулся Вересов мне так, что я чуть в обморок не грохнулась, и схватился за дверную ручку.
Что я наделала?! Островский же с меня шкуру снимет и на голову напялит, как ночной колпак! Он же сказал не беспокоить и что его ни для кого нет, а я… совсем с ума сошла!
Но возразить или закрыть грудью вход я не успела: Вересов решительно потянул дверь на себя, а я, как загипнотизированная змея, поплелась вслед за ним на полусогнутых ногах. Молча. Дар речи ко мне так и не вернулся.
Господи, я такая идиотка временами… Но, не каждый же день подобное случается? Я ведь тоже не идеал? И у таких, как я, тоже есть слабости. Небольшие и немного, но имеются.
Одна из таких слабостей сейчас уверенно входила в кабинет Островского, а я стояла на пороге и не могла ни слова из себя выдавить. Всё когда-то случается впервые.
Со мной творилось нечто неимоверное. Не могла понять, кто я и где и что здесь делаю. Потерялась, отъехала буквально. У меня хватало сил только пялиться в спину Вересову, любоваться разворотом его плеч, разглядывать небрежную причёску. Ниже глаза я опускать не посмела, потому что не знала, смогу ли себя контролировать.
– Надо поговорить, – услышала я его бархатный голос и вздрогнула.
Увы, это не ко мне он обращался, а к Островскому. Мне снова досталась его улыбка, а потом он аккуратно потеснил меня и закрыл перед носом дверь.
Не знаю, сколько я простояла, как застывшее изваяние. Да это слишком приличное определение – торчала истуканом. Каменная баба в стазисе, у которой даже мозг высох.
Юра Вересов. Здесь. Сейчас. С ума сойти. Сдвинуться по фазе. Слететь с катушек… Впрочем, именно это я благополучно совершила – почти свихнулась от неожиданности.
Я наконец-то смогла нормально дышать. Затем выпила водички. Горло промочила. Кажется, вода помогла: я хоть здраво мыслить начала. И пока Вересов торчал в кабинете Островского, я проговаривала аффирмации, которыми настраивала себя на то, что этот мужчина – такой же, как все. А я очень мудрая и бесстрастная личная помощница. Профессионал, умеющий с достоинством выходить из любых критических ситуаций.
Аффирмации повлияли на меня благотворно. Я успокоилась, взяла себя в руки, пришла в себя. Благо, времени у меня было на это предостаточно.
Я даже перед зеркалом потренировалась держать лицо. К счастью, именно это и удалось мне лучше всего, когда Вересов всё же из кабинета Островского вышел. Всё остальное полетело, как торт, на пол: растеклось взбитыми сливками по кафелю. Но, к счастью, никто этого не заметил.
– А скажи-ка мне, Юлия, – господин Островский напал, как барс, чем немало меня всполошил, – что вы, девушки, находите в таких, как Вересов?
Умом я понимала: это не праздный интерес. Не исследователь в моём боссе говорит, а мужчина, который пытается понять секрет успеха другого представителя сильной половины человечества.