Папа же нам рассказывал другие истории. Например, про рабочих узбеков, которые жили в бараке до нас. Заработанные деньги они прятали в подушки и матрасы, сами же экономили практически на всем. Так и умерли от голода. Когда забирали их тела, обнаружили спрятанные деньги. Никто не понимал, как так можно – изнурять себя до такой степени…

Но это все казалось нам ужасно далеким, узнаваемом только из рассказов родителей. От учителей мы получали знания иного рода, и еще раз хочется сказать: с моей первой учительницей мне, в самом деле, повезло. При всей любви и уважении, дядя Коля был, конечно же, не в счет. Он предлагал то немногое, что знал и умел. Ну, а Валентина Михайловна в этом плане была недосягаема. Мне казалось, она знала всё и обо всем, и слово, данное ей, я сдержала. Отставание от одноклассников было быстро преодолено. Меня спасала отличная память, я легко запоминало все озвученное на уроке. Сказалась и любовь к прописям, тетрадки мои ставились всегда в пример.

В четвертом классе любимую учительницу сменила Самочернова Маргарита Васильевна. Она была немного другой – бескомпромиссная энтузиастка своего времени, настоящая коммунистка. Учиться у нее было гораздо сложнее, но мы, дети, прощали ей эту твердость, поскольку и к себе она была беспощадна. Все свободное время она тратила на школу и учащихся, так и не обзаведясь семьей. Не уверена, что подобная жесткость необходима в школах (особенно в начальных классах), однако и этот опыт был для меня крайне полезен. Ну, а желание – учиться и учиться – во мне только нарастало. Я готова была ухватиться за любую возможность овладеть чем-то новым, и когда в школе появился хор, возглавляемый Петром Васильевичем Вориводой, студентом консерватории, я немедленно туда записалась. Впрочем, не я одна. Записывались ребята из нашего класса, были дети постарше и помладше. Это сегодня можно выбирать и придирчиво копаться среди сотен секций, кружков и клубов. Тем более, что альтернатива всегда под рукой – смартфон, планшет или компьютер. Тогда же мы были совершенно открыты всем вольным ветрам, включая и самые экзотические. Да и невозможно было отказаться от занятий Вориводы. Петр Васильевич прекрасно играл на аккордеоне, замечательно пел и всегда одевался с иголочки: белоснежная сорочка, безукоризненно повязанный галстук, начищенные до пламенного сияния туфли. Он казался нам человеком из другого мира, и мы жутко завидовали пионервожатой Кате, за которой Петр Васильевич красиво ухаживал. И сами старались следить за собой, являясь на хоровые занятия причесанными, в выглаженной и чистой одежде.

Воривода был приветлив и добр, воздерживался от нотаций, от лишних замечаний. С ним было удивительно легко. При этом он в доступной форме излагал тайны мира музыки, демонстрировал, как петь первым и вторым голосом. Петр Васильевич и не догадывался. каким принцем для нас был. На его занятиях мы могли сколь угодно долго разучивать любые песни. К слову сказать, был и результат: наш хор достаточно успешно выступал в районных смотрах и уверенно выходил в городские финалы. Вориводе оставалось учиться в консерватории три года, и три года продолжалось наше музыкальное счастье.

Возможно, так распорядилась судьба, и вряд ли я настолько обманывалась в людях. Мне, в самом деле, всю жизнь везло на учителей. И сегодня, когда ученики или дети моих учеников тайно рассказывают мне о своей нелюбви к школе, о ненависти к тем или иным преподавателям, я испытываю состояние шока. Как?! Разве такое бывает? Но, увы, к великому сожалению, бывает – и куда чаще, чем мы полагаем. Однако у меня наблюдалась совершенно иная картина. Где бы я ни училась, всегда находились учителя, в которых я попросту влюблялась с первых уроков. И именно с них мне отчаянно хотелось брать пример.