Но вдруг стушевалась. В голове всплыли кое-какие воспоминания, о которых я мечтала забыть: клуб, стриптиз, нахально свистящий мне блондин. Нет! Не может этого быть.

– Не узнала меня, Машуля? – растянулся он в наглой улыбочке.

– Я вас впервые в жизни вижу, – промямлила я, покраснев до корней волос.

Я ещё лелеяла слабую надежду, что он решит, будто обознался. Однако этот гад вдруг громко запел:

– Ты бросил меня! Ты бросил меня!

– Заткнись! – прошипела я.

– Садись в машину, а то вся школа узнает, чем занимается их училка истории в свободное от работы время, – хрипло засмеялся он.

Я отчетливо вспомнила, где слышала этот смех.

Иван

Машуля так стушевалась, что уселась на пассажирское сидение и даже забыла ремень безопасности пристегнуть. Схватилась, вон, обеими ладошками за щечки, полыхавшие кумачом. Охренеть! Член вздыбился и требовал освобождения. И это я её ещё не трогал. А вот возьму и потрогаю.

Я нагнулся, нависнув над Машулей. Она взвизгнула.

– Папаша Пирогов, вы чего руки распускаете? – Ресницами хлопнула и губы сжала так соблазнительно, что я тут же захотел к ним прижаться и облизать языком.

Ни слова не говоря, я нащупал ремень безопасности и пристегнул Машулю.

– Пристегнуться забыла, Евграфовна, – хмыкнул я и сел на место.

– Сам ты Евграфович. Я Мария Евлампиевна. И вообще…

Я дернул машину с места, да так резко, что Машулю вдавило в кресло. Она выругалась – я рассмеялся.

Несколько минут ехали молча. Я пытался совладать с пожиравшим меня желанием остановить машину в какой-нибудь темной подворотне, завалить Машулю на заднее сидение и как следует трахнуть. Она, видимо, строила планы, как этого не допустить.

– Чего вы таращитесь на меня, папаша Пирогов? – не выдержав напряжения, спросила Машуля.

И что за дурацкая фамилия, а в её устах в сочетании с «папашей» она вообще звучала оскорблением.

– Да вот думаю, что мне теперь с тобой делать, Марь Иванна. – Я побарабанил пальцами по рулю. – То ли директору рассказать про твоё внеклассное хобби, то ли… – Я сделал паузу. Пусть понервничает.

– То ли? – раздраженно подтолкнула меня Машуля к продолжению речи.

– То ли жениться на тебе.

– Совсем дурной, что ли? – покосилась она на меня, как на полоумного.

– Говорят, муж в суде имеет право не свидетельствовать против жены, – с серьезным видом сказал я.

– Пирогов, у нас в стране двоеженство пока ещё запрещено.

– Двоеженство? – слегка опешил я.

Блин! Я уже и забыл, что я вроде как сегодня роль Аришиного мужа играю. Меня разобрал смех. Бросив взгляд на Машулю, я увидел, что она смотрит на меня как на сумасшедшего.

– Ну, тогда есть третий вариант, – подмигнул я ей.

– Я даже слышать его не хочу.

Умная рыжая сучка! На раз раскусила меня.

– Слушай, Машка, я как вспоминаю тебя на том столе, так стояк двое суток не проходит. Имей совесть, спаси мужчину! – умоляюще попросил я.

– Пусть тебя жена спасает, – фыркнула Машуля.

– А, может, она мне не даёт!

– Подрочи.

– Офигеть! – заржал я. – И почему у меня такой училки не было, когда я в старших классах учился.

– А вот это факт удивительный! – Машуля изогнула темную бровь.

– Что именно?

– Что ты, оказывается, в школе учился. А с виду неандерталец неандертальцем.

– Пи***ц ты горячая! – широко улыбнулся я.

– Ещё одно матерное слово – и я тебе лицо разобью, – пообещала Машуля. – Учти, у меня отличный удар правой.

– Все-все, сдаюсь! – поднял я руки.

Мы встали в пробку. Машина медленно толкалась среди других. Машуля отвернулась к окну. Я уставился на её коленки, которые трогательно выглядывали из-под края юбки. Рука сама собой потянулась к ним, до безумия хотелось потрогать Машулю.