Когда животное успокоится, и погаснет свет, Иванова укроется саваном с головой и закроет глаза. Уснёт и всю ночь прокачается в чужих железных руках под мелодичный перестук колыбельной. Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…

***

После рождения Богдана им вчетвером позволили прожить в казённой квартире два месяца, а потом вежливо, но настойчиво «попросили». Хотя мать и без того торопилась. Денег, собранных знакомыми и сослуживцами мужа, практически не осталось, а своих накоплений у них не было. И о каких накоплениях шла речь, когда вокруг и всюду была нищета?

Вещи Ромы пришлось раздать или продать местным из деревни. Не тащить же их с собой? Но маленькая Иванова успела выкрасть пару белых перчаток от парадной формы: одну для себя, другую для Богдана. На память. Потому что видела, как ба, утирая глаза, отложила к своим вещам отцовскую пилотку. Остальное мать беспощадно уничтожила.

Лена собирала их вещи, которых внезапно оказалось слишком много за пять прожитых здесь лет, и всё удивлялась этому.

– Странно-то как, – бормотала она, заклеивая очередную коробку.

– Что тебе странного? – сухо скрипела ба, ведя в простой пролинеенной тетрадке перепись вещей.

– Прилетела сюда с одной сумкой, а эта коробка какая по счёту?

– Двадцать первая. Не так уж и много. Осела, приросла к земле, вот и обросла вещами, как пенёк мхом. Всё, Елена, заканчивай и детей корми.

Маленькая Иванова слушала их в каком-то сонном забытье. Сама смотрела не на коробки, с которыми можно поиграть, а на спящее лицо брата. Ждала пробуждения. В последнее время он стал узнавать её и улыбаться, но спал всё равно ещё слишком много. Игры с ним были короткими, а потому маленькая Иванова боялась прошляпить момент.

За день до отъезда все упакованные вещи были отправлены грузовой машиной в запечатанном железном коробе на далёкий, неведомый ещё детям юг. Их урезанная семья ночевала в опустевшей и чужой квартире, все вместе на одном старом диване. Не было ни подушек, ни одеял. Спали в одежде, укрывались отцовским бушлатом, который здесь же и останется – призраком отца, которого тоже с собой не брали. Маленькая Иванова была придавлена к дивану тяжёлой рукой похрапывающей во сне бабушки. Жутко. Страшно. Вдруг её вдавят в старую ткань так, чтобы увязла среди ниток и наполнителя? Чтобы тоже не брать с собой, чтобы намеренно забыть, как пытаются все они забыть отца, больше не вспоминая о нём. Маленькая Иванова была маленькой, но уже всё понимала. Что мама рвётся из тайги так, что себя раздирает, потому что теперь свободна. Что ба намеренно благословила невестку забыть про мужа, и себе разрешила. У неё теперь была замена сыну – даже две. А Богдан… Богдан просто не знал отца и не узнает уже никогда. Один ушел в небытие, из которого другой вышел. Так бестолково разминулись. Только маленькая Иванова не хотела забывать отца. А потому не спала – боялась, что её тоже бросят, когда узнают маленький постыдный секрет – желание, которое отличается от желаний семьи.