На следующее утро к назначенному часу «опель» уже стоял у ворот во внутреннем дворе посольства.

Хейнеман пришел на десять минут раньше. Здороваясь с ним, я заметил, что у него на этот раз нет палаша.

На широком поясе, затянутом поверх кителя, была прикреплена кобура, из которой тускло поблескивала ручка «вальтера».

Мне стало не по себе. Снова возникли прежние сомнения. Надо полагать, Хейнеман и раньше имел при себе пистолет – возможно, он держал его в кармане брюк, но я его никогда не видел. Теперь же он был на виду, его можно было достать легким движением руки. Это наводило на неприятные мысли.

Что если Хейнеман решил меня поймать, что называется, «на месте преступления»?

Что если он, едва мы выедем за ворота, вытащит свой «вальтер» и прикажет ехать в гестапо? Я бросил быстрый взгляд на сопровождавшего меня до выхода товарища Бережкова. Видимо, он думал о том же. Как быть? Отказаться от поездки?

Надо как-то прощупать Хейнемана, может быть, он себя выдаст?, – мелькнула мысль.

– Что-то вы сегодня без палаша, а он вам очень идет, – заметил я, выдавливая из себя улыбку.

Хейнеман ответил непринужденно:

– Видите ли, в прошлый раз я заметил, что палаш мне мешает в маленьком «опеле». Зная, что мы сегодня снова поедем на «опеле», я решил оставить палаш дома. По уставу, если нет палаша, надо иметь на поясе пистолет…

Это меня несколько успокоило. Бережков остался в полпредстве, а мы вышли во двор и сели машину.

Выехав за ворота, мы направились к метро на Уланштрассе. Там тоже всегда было людно.

По дороге туда, проезжали мимо новой Рейхсканцелярии. На меня снова нахлынули воспоминания… Вспомнилось, как я был там в гостях у Гитлера в самый можно сказать канун этой новой мировой войны… перед самым захватом Чехословакии…

Январь 1939 год. Берлин

По приглашению Альберта Шпеера я прибыл в Берлин в средине января 1939 года.

Он как раз закончил в рекордные строки строить для Гитлера новую Рейхсканцелярию. И пригласил меня осмотреть своё творение до её официального открытия. Она должна была быть готова 19 января.

И вот сегодня, 17 января, мы с ним узнаём, что Гитлер прибыл из Мюнхена с тем же намерением.

Он приехал один… только с секретарём. Мы тепло с ним поздоровались и Альберт повёл нас на экскурсию.

Гитлер был в напряженном ожидании и, по-видимому, ожидал застать тут, как собственно и я, обычную при сдаче такого крупного строительного объекта картину: суета рабочих и начальства, полчище уборщиков мусора и мойщиков стекол, лихорадочная спешка при разборке лесов, пыль и куча щебня, развешивание картин и настил полов. Но я и Гитлер ошиблись.

Альберт довольный произведённым эффектом, пояснил нам, что с самого начала они оставили себе несколько резервных дней, уже не нужных для строительных или отделочных работ, и поэтому ровно за двое суток до сдачи всё было готово.

Обходя помещения, Гитлер мог бы сразу же сесть за свой письменный стол и приняться за дела государственной важности.

Здание произвело на нас сильное впечатление.

Гитлер расточал похвалы «гениальному архитектору» Альберту.

И что он это выражал открыто, обращаясь прямо к нему, было для него очень необычно.

А то, что Альберт умудрился всё закончить на двое суток раньше, снискало ему у фюрера тут же «славу великого организатора».

Особенно Гитлеру понравился протяженный путь, через анфиладу помещений, который будут проделывать дипломаты прежде, чем достигнут зала приемов.

Он отмёл сомнения Альберта относительно пола из мрамора, который ему очень не хотелось покрывать дорожкой.

На что Гитлер сказал: – Это то, что как раз и нужно. Пусть они, как и подобает дипломатам, движутся по скользкому полу, – и рассмеялся.