Я покачал головой, так как знал Шахта…

А Мерекалов продолжил:

– Неясно ещё, товарищ Козырев, сколь далеко пойдут остальные изменения в кабинете. Пока что циркулировавшие на этот счет слухи категорически опровергнуты Дитрихом – пресс-секретарём фюрера, специально вызывавшим для этого инкоров в Министерство пропаганды.

– В частности, опровергаются и слухи о ликвидации этого министерства и отставке Геббельса, разговоры о «закате» которого, однако, продолжаются. Появление серии анекдотов против Геббельса, пренебрежительный тон, усвоенный по отношению к нему, даже в среде нижней партийной прослойки, не подлежит сомнению.

Услышав это, я внутренне улыбнулся, так как был к этому причастен, а в слух сказал:

– Важно, однако, товарищ Мерекалов, не столько то, какие персональные изменения будут проведены в здешнем руководстве в ближайшее время, сколько то, какие изменения внутри экономического курса будут произведены и до каких пределов они дойдут… и как это отразится на отношении к СССР.

Мерекалов на это кивнул, согласившись…

19 января 1939 года состоялось торжественное открытие «предназначенного на века» здания – Имперской канцелярии.

И Гитлер принял в ней аккредитованных в Берлине дипломатов. Я тоже там был, так как он меня пригласил особо…

При подъезде к входу послам были отданы воинские почести, и обстановка обставлена довольно торжественно.

На приёме присутствовали весь дипкорпус, отдельные министры и военные.

Ровно в 12 часов Гитлер со своими приближенными входит в зал, дуайен корпуса произносит приветственную речь, а Гитлер ему отвечает.

Речи обоих свелись к хвалебным гимнам мюнхенскому соглашению, что, мол, «человечество счастливо, что избежало войны», и так далее.

Выраженные в речи дуайена мирные пожелания Гитлеру последний в своём ответном слове перенаправил в адрес руководителей государств, представители которых присутствовали на приёме.

Обходя послов, Гитлер подошёл и ко мне, поздоровался, спросил о житье в Берлине. Затем он мне выдал бессрочный пропуск в Рейхсканцелярию и выразил надежду, что я задержусь в Берлине на пару недель, как год назад я был у него гостем в его Альпийской резиденции…

Так как это совпадало и с моим заданием «быть ближе к верхушке Рейха», то я с радостью согласился.

За ним ко мне подходили по очереди: Риббентроп, секретарь канцелярии Ламерс, генерал Кейтель и Майснер. Все мои хорошие знакомые. Каждый из них поддержал со мною протокольный 3-5-минутный разговор в знак внимания. С Риббентропом мы договорились обязательно ещё встретится.

Внешне Гитлер держался со всеми очень любезно, не проявляя какой-либо неприязни или сухости.

За ними ко мне подошёл местный поверенный в делах САСШ – мистер Гильберт. Я с ним был знаком и даже вручал ему рекомендательное письмо от Моррисона – генконсула САСШ в Вене.

Гильберт посетовал мне о продолжающейся натянутости в отношениях САСШ с немцами.

Он лично не может добиться приема ни у Вайцзеккера ни у Вермана, с которыми ему нужно поговорить по ряду практических вопросов.

Со ссылкой на «солидный немецкий источник» он рассказал мне содержание бесед польского министра иностранных дел Бека с Гитлером.

В основном это совпало с ранее мне сообщенными сведениями из моих источников. Но я внимательно его выслушал.

Помимо них был следующий штрих:

«Бек предупредил Гитлера, что в силу особенностей своего положения и ради интересов мира Польша намерена поддерживать хорошие отношения с Советским Союзом. На это Гитлер ответил, что он это вполне понимает и ничего против этого не имеет».

Темой общих разговоров в дипкорпусе была, понятно, отставка Шахта – министра финансов, явившаяся новостью дня.