Тишина.

Александр покачал головой.

– Как-то чересчур драматично для простого хулигана.

Никос усмехнулся, но в его смехе не было ни тени лёгкости.

– Он не похож на хулигана. Он похож на человека, который верит.

– Верит?

– Да, как религиозный фанатик.

Пауза.

Евгения посмотрела на Никоса пристально, изучающе.

– Ты боишься его?

Он медленно поднял глаза.

– Я боюсь того, что он знает.

Музыка в баре по-прежнему не играет, всем становится страшно.

Она вращалась по кругу, фиксируя смену лиц за столом: Никос, Александр, Евгения.

Диалог ускорялся, словно набирающий темп саксофон в «Feeling That Way» Джо Хендерсона – сначала размеренно, затем всё быстрее, пока звук не превращается в ритмичный хаос.

Александр:

– Ты хочешь сказать, что он… без лица?

Никос:

– Я хочу сказать, что его невозможно запомнить. Ты видишь, но через секунду – ничего. Ни глаз, ни носа, ни рта. Только белизна.

Александр:

– Звучит убедительно.

Никос:

– Я тоже так думал.

Пауза. Камера замедляется.

Никос:

– До вчерашнего вечера.

Пауза. Звук внутри сцены словно заглушается.

Никос смотрит прямо перед собой, но будто бы сквозь Александра и Евгению.

Александр делает глоток кофе. Евгения сжимает вилку.

Где-то вдалеке снова кричит чайка.

И бар остаётся погружённым в тишину, которую никто не хочет нарушать.

Камера зафиксирована на Никосе.

Он всё ещё смотрит сквозь них, но уже не мигает, словно застыл в моменте, где что-то сломалось.

Пальцы сжимаются на краю стола, а дыхание становится рваным. Он медленно поднимается, и его голос звучит как молитва, дрожащая, сломанная, но ритмичная, как будто он повторяет её каждую ночь.

– Ветер дует с моря и приносит соль, но есть вещи, которые приходят без предупреждения. Их нельзя остановить, нельзя изменить. Можно только увидеть. Можно только принять.

Камера остаётся на нём.

Александр сглатывает, чувствуя, как по спине стекает холодный пот.

Евгению начинает трясти.

Это ощущение – будто что-то незримое стучится в их сознание, навязывая себя, как будто они стали частью чего-то, чего не выбирали.

В голове у Александра вспыхивает рваный рифф «Black Sabbath», тяжёлый, гулкий, как будто мир вдруг замедлился до его темпа.

Евгения слышит «Goodbye Pork Pie Hat» Чарльза Мингуса – тревожный саксофон, скользящий между нот, словно пытающийся сбежать от чего-то, но не имеющий выхода.

Никос не отводит взгляд.

Он смотрит в одну точку, как будто уже не здесь.

– Когда он приходит, он забирает. Не сразу, нет. Он ждёт. Он делает так, что ты сам идёшь за ним. И если ты посмотришь слишком долго…