Утром отец постучал в номер. Они опаздывали на самолет.

– Люда не подведи меня, – хотел сказать Леднёв, но только приобнял ее.

– Не сомневайся, – прошептала ему на ухо Каткова.

В так называемые места лишения свободы она не вернулась, но и о своих ощущениях не написала.

В Березники, где находится (по сей день) женская колония для особо опасных рецидивисток, они поехали поездом в одном купе: Леднёв, Джейн и переводчик Дима, паренек лет двадцати.

Леднёв и Артем выложили на столик домашние припасы: жареную курицу, вареные яйца, ну и так далее. Джейн достала из рюкзачка помидоры, огурцы, сыр и какое-то странное маленькое устройство. Это были весы. Она взвесила помидор, огурец, кусочек сыра и стала отстраненно вкушать, глядя в окно. Стало ясно, что есть и разговаривать одновременно она не привыкла.

Однако же краем быстрого глаза она замечала, что Леднёв и Дима переглядываются, и она что-то сказала переводчику по-французски. Леднёв вопросительно уставился на Диму, требуя перевода.

– Она сказала, чтобы вы прекратили так смотреть, иначе она расценит ваши взгляды, как нападение, – с испуганным лицом перевел Дима.

Леднёв удивленно округлил глаза.

– У этих пиндосов совсем нет чувства юмора, – сказал он переводчику.

Джейн перестала жевать и сказала по-английски:

– Я не пиндос, я уже десять лет живу в Париже. И у меня есть чувство юмора. Мы заключили сделку. Я выдала вам аванс. Извольте выполнять договор без этих ваших русских штучек.

Леднёв изменился в лице, полез в карман, достал бумажник и положил перед Джейн триста долларов.

Американка затрепыхалась:

– Вы отказываетесь от сделки?! Но мы уже едем!

– Я отказываюсь от оплаты, – сказал Леднёв.

Джейн хмуро смотрела ему в глаза, прочла в них, что он сделает свое дело, несмотря на скандал, и с гордым видом положила триста долларов в свой кошелек, прошипев:

– Что ж, окей!

Но уже через минуту спросила:

– Вы обиделись на меня?

– Ха-ха-ха, – раздельно сказал Леднёв. – Я не обезьяна, чтобы обижаться. Но я пополнил свой багаж представлений о характере американок. И это только начало. Ведь у нас впереди еще семь дней, не так ли, мэм? А вы подумали, я в пролете? Я хорошо на вас заработаю, Джейн.

Переводчик Дима забился в угол купе и слушал этот разговор со смешанным выражением ужаса и восторга.

– Что такое в пролете? – нервно спросила его по-французски Джейн.

Дима пояснил. Американка успокоилась.

– Все будет чики-чики, – сказал Леднёв.

– Что такое чики-чики? – спросила Джейн переводчика.

– Все будет окей, – сказал Дима.

– Ну это еще как фишка ляжет, – развлекался Леднёв.

– Фишка – это дело случая, – перевел Дима, не дожидаясь вопроса.

– Ясен болт, – сказал Леднёв и пошел в тамбур покурить.

У него было ощущение, что он всей женской части Америки нащелкал по носу.

Они ужинали в буфете гостиницы поздним вечером без переводчика. Джейн ела свои помидоры-огурцы с сыром и не выпускала из рук рюкзачка, где теперь постукивали кассеты с отснятой фотопленкой. Она наснимала столько экзотики… Конечно, не бесплатно. Совала ментовкам чином ниже майора американские сигареты, жвачку. Чинам выше – косметику. Леднёв ненавидел себя за откровенность. Ну зачем он при первом знакомстве посоветовал запастись коррупционными сувенирами?

Видя теперь довольную физию американки, сказал:

– А вы знаете, почему вам все разрешают?

Джейн замерла с помидором во рту.

– Все равно вам засветят все пленки.

Рюкзак мгновенно оказался у Джейн на коленках, прижатым к животу.

– Шутите? Вы специально! – прошипела она.

Леднёв пожал плечами:

– Мое дело – предупредить.

– Что же мне делать? – спросила она после мрачного размышления. – Таскать всюду рюкзак с собой? Спать с ним в обнимку?