– Пойдем, философ! – хлопаю его по плечу. Впервые ощущаю внутреннее сомнение о принятом решении, но не позволяю себе долго в нем плавать. Хватит мне рефлексии на тему нимфочки, остальное – до лучших времен. – Нам, наверное, уже принесли еду.

– Ты до сих пор не одета? – Гриша заходит в гардеробную, завязывая галстук. – Маша, я же просил собраться к шести! Нам ехать почти сорок минут по пробкам.

Неторопливо вставляю серьгу в ухо, они крупные и тяжелые, к концу вечера уши будут отваливаться, но, может, хотя бы они немного отвлекут гостей от наряда, который для меня выбрал муж.

Я уже надевала это платье, и оно оказалось… слишком. Слишком блестящим, слишком открытым, слишком откровенным. Такое стоит надевать дубайским эскортницам, чтобы привлечь шейха побогаче, а никак не супруге бизнесмена.

А еще его придется надевать без верха, и это отдельное испытание. На меня и так все пялятся. В кругу Гришиных друзей все старше, их женам уже давно за тридцать, некоторым даже уже за сорок, и конечно же, они все дружат между собой, а я среди них – несмышленый ребенок, которого они нравоучают. И которого оценивают от макушки до пят.

– Хочу закончить с макияжем, потом надену платье. Боюсь испачкать, – опускаю глаза, чтобы только не встречаться с Гришей взглядом в отражении зеркала. И я знаю, что это бесполезная затея, но все равно не теряю надежды. – Тебе не кажется, что наряд слишком… ммм… блестящий? Это все-таки твой праздник, а все будут пялиться на меня.

На платье и правда столько пайеток и страз, что я буду выглядеть сорокой, не удержавшейся и ограбившей магазин драгоценностей. И мне не нравится, что оно слишком открыто. Я засос замазала с большим трудом, хотя он почти сошел, не нужны мне лишние глаза!

Гриша подходит сзади вплотную, подкрадывается как маньяк. Я выпрямляюсь по струнке и делаю вдох глубже, зная, что последует за этими его движениями. Всегда так происходит. Асфиксия – любимое его развлечение. С рукой, сжимающейся на горле, очень легко меня контролировать. Сжать на пару секунд дольше, и вот в моих глазах уже мольба. Так работают инстинкты, и Гриша умело на них играет.

Вот и сейчас он обхватывает мои плечи одной рукой. Второй обманчиво нежно гладит шею. Наши взгляды встречаются в отражении зеркала. Его – суровый, наполненный злобой. Мой – отрешенный и уставший.

– В последнее время ты слишком разговорилась, милая, – палец ласково скользит по щеке, обводит овал подбородка. – Или ты забыла наши правила? – ладонь обхватывает шею. Гриша встряхивает меня, а я и пикнуть не могу. Хватаюсь за его предплечье, сжимаю руки, сминая рукав белоснежной рубашки. – Ты молчишь и делаешь все, что я говорю. Если я сказал, что нужно улыбаться, ты улыбаешься. Сказал, нужно надеть это платье – надеваешь без лишних вопросов. Поняла? – рука, как тиски, сдавливает сильнее.

Мозг посылает истеричные сигналы конечностям, требуя хотя бы каплю воздуха. В глазах собираются слезы, которые, если прольются, непременно испортят макияж. Мне больно и страшно, потому что пытка не прекращается. Подбородок дрожит.

– Отвечай, – рычит на ухо. Требует подчинения, яростно ломая меня под свои установки.

Зажмурившись, часто киваю. Хватка на шее ослабевает, и я жадно втягиваю воздух. Снова. Гриша не отпускает. Держит за подбородок, не позволяя отвести взгляд никуда. Приходится смотреть на наше отражение: демон и пленница. Один вытягивает душу из другой.

– Сегодня моя жена должна быть идеальным приложением ко мне, – говорит твердо и уверенно. – Улыбчивая, роскошная, молчаливая. Рот открывай поменьше и говори, только когда тебя спросят. В остальное время – всегда будь рядом со мной. Кивни, если поняла.