Одновременно с этим девушка с удовольствием улавливала свое отражение в тысячах прозрачных сосулек. Как кривые зеркала, они делали гостью то тощей, то приплюснутой юлой. Сквозь них сам Кирзак представлялся в неожиданных ракурсах и обманывал своими расстояниями, становясь в один момент запредельно неохватным и донельзя малюсеньким, точно гнездо ласточки.

За это время Ирис ни разу не видела Великое море спокойным. Ей приходилось слышать, будто корабли обходят этот остров стороной, но никогда не задумывалась, что причина таилась вовсе не в драконах, а в огромных волнах, барашки которых виднелись издалека, сразу после кольца хуррора. Нередко морское волнение достигало девяти баллов. В первый день, когда разразился шторм, сердце волшебницы замирало от испуга: ей казалось, волны вот-вот поднимутся еще сильнее и, в конце концов, через пару секунд накроют весь остров, смывая его обитателей и случайную гостью. Однако они методично разбивались о берег, какой бы высоты не достигли, и тихонько отползали назад в ожидании перерождения. Пена почему-то оставалась на пляже и вопреки здравому смыслу застывала в виде маленьких блестящих кристаллов по всему побережью.

Волшебница гуляла по острову, привыкая к нему и, как и предупреждал Лелайкис, все сильнее ощущая новые для нее потоки энергии, которые, – и в этом тоже драконы не ошиблись, – были поломаны, точно сухой хворост. Более того, порой Ирис ощущала их колкость: словно портновские булавки, забытые в идеально сшитом платье, они в самый неподходящий момент впивались и царапали кожу, казались такими тонкими, что невозможно ухватить, выдернуть и швырнуть прочь.

Ирис научилась правильно пережидать моменты усталости так, чтобы не соскользнуть с уступов и не окоченеть, а постоянные всплески пламени стали даже успокаивать. Весь день был подчинен своему обычному ходу, как и задумано изначально с момента зарождения мира для этого самого места. Девушка будто впадала в спячку с каждым заходом Солнца и мгновенно просыпалась, стоило светилу лишь небольшим отблеском напомнить о себе. Причем сны нисколечко не запоминались, а только оставляли после себя ощущение небывалой радостной нежности.

Ирис быстро привыкла к драконам, постоянно пролетающим над ней просто так или затеявшим рыбалку в Великом море. Оказалось, что во время их полета всегда раздавался тонкий протяжный, похожий на вздох волынки, свист. Теперь девушка относилась к этому звуку спокойно и, только когда он надолго затихал, начинала беспокоиться: не упустила ли она нечто роковое в своих наблюдениях за энергиями. Драконы, кроме Мярра, с удовольствием подпускали ее к себе и, то ли по доброй воле, то ли с высочайшего согласия самого Лелайкиса, приоткрывали ей не только тайны своего быта, но и многие волшебные порошки, на которые ящеры были большие мастера. Не описанные ни в одной из известных Ирис книг, они обладали потрясающим и молниеносным эффектом, объясняемым, на ее взгляд, особенностями местной атмосферы.

Один из драконов любезно познакомил ее с немногими из растений, которые цвели на самых высоких и совершенно беззащитных скалах. Карабкаясь на них, проводник счел ниже своего достоинства оказать гостье посильную помощь. А девушка, в свою очередь, тысячу раз в мыслях поблагодарила Создателя за то, что ей пришла в голову идея захватить иголку с ниткой. В первый же вечер пришлось преобразить шаль в нечто напоминающее митенки, а платье – в подобие комбинезона, сшив, пусть и не очень аккуратно, из одной юбки две штанины, стягивающиеся у щиколоток. На всякий случай, она решила носить с собой кошелечек с иглой и нитками постоянно, чтобы не боятся никаких ветров и острых скал.