Осматривая свою пещеру, она обратила внимание на многочисленные каменные шипы, как кораллы, вырастающие из пола и стен. Разнервничавшись, девушка вновь залезла в ларец, достала оттуда коробочку с ниткой и иголкой и переложила в карман платья. Железки клацнули друг о друга, а ткань чуть оттопырилась. Хлопнув для надежности по боку, Ирис сосредоточилась на затейливых рисунках, будто высеченных и одновременно растертых по стенам. Здесь присутствовали совершенно разные цвета: болотная зелень переплеталась с винными оттенками, переходя в глубокую синеву морского дна и выливаясь оранжевым всплеском увядающего листа. Кое-где, совершенно небрежно, появлялись серо-желтые кляксы, поблескивающие и отвлекающие от узора, как фрукт на белой салфетке.

Девушка принюхалась: это сравнение пришло на ум не просто так. Теперь, когда волшебница окончательно согрелась, то смогла среди непривычных запахов уловить парочку знакомых, напомнивших о ее собственном сарае. Она внимательно огляделась и подошла к уступу, отгораживающему небольшое пространство пещеры от огня. Рядом валялось несколько фиг. Ирис подняла их и заглянула в сам закуток: там друг на друга были повалены ветки с созревшими плодами груш, фиг и персиков, а сбоку виднелась горка вяленой рыбы, и стоял большой горшок, вряд ли предназначенный для воды.

– Что ж, в гостеприимстве им точно не откажешь, – пробормотала Ирис, прикидывая, раз съестные припасы хранятся здесь и лучше их не перемещать, то надо выбрать укромное место для уборной.

Чуть освоившись, она вновь вышла на воздух. Казалось, здесь не опаснее, чем в саду у Принца Туллия, но все же запахи, звуки и краски были совершенно иными, чем в любом уголке Архипелага. Ирис прикрыла глаза. Зачесалось пересохшее от ветра лицо, и задеревенели руки, и девушка будто почувствовала, как сливается со снегом, и только благодаря какому-то внутреннему огоньку она окончательно еще не стала с ним одним целым.

«Не девушка, а живой Кирзак, – подумала волшебница, почесав нос, подозрительно похожий на ледышку. – Зато и энергии почувствую быстрее». Она нерешительно сделала пару шагов, оставив после себя плоские, похожие на бобы, следы, нагнулась и погладила сугроб. Мягкий и одновременно воздушный, как сахарная вата, он казался чуть теплым, но затем холод незаметно проник под кожу и парализовал пальцы.

Драконы не обманули – здесь она была в полной безопасности. Мярр свято чтил запрет не приближаться и не общаться к ней. Самой волшебнице это казалось несколько комичным: вряд ли что-то могло бы сейчас заглушить те потоки энергии, которые, пусть и не так явно, начали проявляться уже через пару часов после аудиенции в пещере. Тем более, другие драконы вовсе не считали должным игнорировать ее присутствие. Для них она была заброшенным откуда-то издалека непонятным зверьком. Зверьком со своими вычурными, абсолютно неуклюжими повадками, отличающимися от всего им привычного. Но это вызывало лишь жгучее непреодолимое любопытство, что часто оказывается сильнее настороженности и отчужденности. Сотни пар глаз неотрывно следили за каждым ее жестом, малейшей переменой настроения, будь то приподнятая бровь или мелькнувшая ухмылка. Порой она чувствовала, что некоторые из ящеров нарочно проскальзывают мимо или пролетают над головой, отбрасывая размашистые тени, а иногда превращаются в единый организм – пугающего и флегматичного пестрого питона, который мог учуять и не дать потеряться на незнакомой местности.

Ирис больше не наблюдала за бесконечным кружением снежинок и совсем привыкла к тому, что стерильную белизну неба вдруг пронзали темные скалы, посиневшие от бесконечных контрастов температур и освящаемые красно-оранжевыми огнями. Порой она застывала на месте, очарованная красотой льда. Его слоев, застывающих друг над другом и отражающих все в совершенно расплывчатом, стертом виде.