«А вон та парочка, с полными тележками, чьих будет? Никто не знает?» – задался вопросом мой дальний родственник из побочной ветви цитрусовых.

«Вон сколько всего понабрали! Скоро за третьей пойдут», – поделился своей наблюдательностью Тархун.

«Видать, отмечают что», – сказал с некоторой ноткой надежды, сулящей неплохие для него перспективы, один из тех, кого я имею по праву рождения считать кровным врагом своего клана.

И покуда чета приближалась в нашу сторону, голоса имели свойство возрастать количественно и акустически. А в таких случаях всегда находились шутники, не преминувшие воспользоваться гулявшей в наших кругах – столь же популярной, сколь и надоевшей – шуткой:

«Не толкаться. Просьба соблюдать этикет».

Что незамедлительно вызывало ответную реакцию:

«Кто это сказал?»

«Я».

«Ты?»

«Да».

«Вот как?»

«Именно».

Прошу знакомиться, «тянучка-прилипала» – переводится как «говорю много, но мало». Крайне заразительная штука. Ее можно вообразить в виде натянутого над обрывом мостика, к которому каждая следующая реплика добавляет по одной ступеньке. Предсказать же точно, когда именно мост рухнет, не так легко. Только обладая внушительными знаниями и превосходным слухом можно заметить провисание, намекающее на обрушение. Но при всем при том его можно ускорить – встроив в тематическую лесенку фраз внеконтекстную реплику, как это сделал наиболее из нас славившийся рассудительностью Гранатовый Сок:

«Ладно, перестаньте: они уже здесь».

«Нет. Я хочу знать, кто он».

«Водка это».

«Ишь, спалил! Но ладно, так и быть, прощаю. Но только потому, что это ты, Гранат».

«Благодарю. – Тихо. – Опираясь на свой опыт, скажу: никогда не связывайтесь с Водкой. Если она что говорит, просто слушайте и молчите. И больше ничего». – Громко, с прежними настройками. – Эй, на колесах, слышит кто? Не знаете, что парочка эта празднует?»

«Салют, – отозвался Наполеон на носу тележки, воображая, будто он ведет всех за собой. – Ну, судя по тому, о чем они толкуют, у их дочурки скоро день изготовления».

«Совсем отмороженный? Правильно говорить „рождения“. Ро-жде-ни-я», – накинулась Водка на Наполеона, обжигая самолюбие последнего, но тот отступать не собирался:

«Не велика розница».

«Я не пойму, это ты мне сейчас возразил? Ты вообще хоть понимаешь, на кого напал? Нет, вы слышали?! – поддала она жару. – Уясни же себе раз и навсегда одно правило: если я что говорю, ты должен слушать – и молчать!»

«Да кто дал вам право так…»

«И ты тоже!» – заткнул он Цезаря, попробовавшего из другой тележки заступиться за товарища. На этот раз оба проглотили грубость, здраво решив, что бороться с Водкой выйдет себе дороже.

Тут женщина и мужчина оказались в непосредственной близости от меня, чем я и не упустила случая воспользоваться, дабы разглядеть их наряду с содержимым тележек.

Они шли не спеша друг около друга (никому не давая усомниться, что пришли вместе) и вяло толкали нагруженные впереди себя тележки. Их скорость, пропорциональная той, с которой пенсионеры совершают оплату на кассе, объяснялась непрекращающимся, вполголоса, обсуждением покупок, чью выразительность время от времени подчеркивала жестикуляция рук, когда из положения «схватить ручку насмерть» одна, а то и две поднимались и начинали рисовать в воздухе иероглифы.

Мужчина свою тележку, казалось, нагрузил до отказа, но это было иллюзорное впечатление, поскольку, по зрелом размышлении сравнив два ковша на колесах, бросалось различие в способностях мужчины и женщины придавать вещам порядок. Ибо он безусловно не обладал этим навыком: дело его рук являло собой груду хаотично наложенных один на одного предметов. Воздух, беспрепятственно проходя сквозь рисунок из стальной проволоки одного конца тележки, столь же вольготно добирался до другого, не обнаруживая для себя преграды в несистемном расположении ее содержимого. И если бы кому-то вздумалось вычислить площадь нагруженного и площадь образовавшихся между ними пустот, вторых бы, наверняка, оказалось ничуть не меньше.