«Пришел, увидел, порвал» – вот их девиз. Главное – любой ценой нарушить целостность оболочки, преграждающей путь ко внутренностям, которые, будь это что-либо из сыпучего – семечки, сухарики, хлопья, рис, макароны и все в таком же роде – обязательно будут разбросаны в пространстве, свидетельствуя тем самым о наличии склонности к учинению всяческих зверств у обладателя двух верхних хватательных конечностей и десен с оскалом зубов – открывание которыми, по своей сути, еще страшнее: сколько не пытайся их заговорить, бесполезно: жалость это не про них.

Мы-то, понятно, ничего с собой поделать не можем, – но почему законопослушные граждане не держатся от таких небожителей подальше?! Не стоят начеку и не придают значения оставленным после изуверств подсказкам. (Бывает же, когда их ноги, осточертя все вокруг, наконец останавливаются в гостиной, полежать, где придиванный столик сияет лаком, а в миске, что весьма кстати, – свежевыпавшая горка фисташек (и даже разравненная ладонью пустая и смотрящая вверх цельной стороной упаковка не омрачает чувство чистоты); когда их руки удовлетворено поглаживают обивку, созданного, для того чтобы принимать в свои объятия уставшее тело, дивана, а мозг собирается дать ничего не имеющим против коврового ворса ногам команду отбиться от настойчивых ухаживаний; вдруг, когда их глаза обнаруживают за спинкой дивана грубую реальность в образе коленно-локтевой ищейки, и чрез рот спрашивается, что она там делает, а уши доносят, что, мол, фисташка закатилась; и вот, когда причинно-следственная связь установлена, они (полюбуйтесь!) совершенно спокойно усаживаются на диван, не изменяя изначальному плану, вместо того чтобы – бежать! Да, бежать. Не раздумывая, как можно скорее, хоть в окно. Прыгать в него и не тратить время на открывание, – вынося сразу головой вперед. И все это в таком страхе, что информация, на каком этаже ты находишься, вылетает вместе с головой – потому что лучше разбиться насмерть, чем жить с разбитым сердцем, зная, с каким монстром пришлось все это время прожить.)

И вот на фоне тому подобного нагромождения серий сюжетных виньеток наш интеллект бурными темпами наращивал свою гибкость. Мы, как ста пятидесятикилограммовый эталон здорового питания в спортивном костюме, который на всю округу с невинным лицом втягивает в себя через трубочку сок из емкости в ноль запятая два литра (и тем самым провоцирует даже самый вежливый люд на «Заткнись ты уже!»), поглощали каждое оброненное людьми слово, что резонирует при падении разнообразием обсуждаемых тем (можно было подумать, что для человека не представляется возможным делать хоть что-либо, попутно не заняв собственный язык работой).

Мы построили целую подпольную сеть из соглядатаев и ежесекундно прослушивали людей, собирали информацию, чтобы… чтобы… Ну да, мы маялись дурью. А что еще делать, когда у тебя нет возможности хоть чуточку пошевелиться?! Только смотреть и вникать, кто с кем спит, у кого какие планы на жизнь и что будет сегодня на ужин. И расстояние в данном случае не влияло на скорость распространения сводки новостей. Если в мясном отделе в последний момент вместо дорогих сосисок предпочтут что подешевле, то не пройдет и минуты, чтобы нищеброд не стал достоянием публики. Первые очевидцы разжуют случившееся для овощного отдела, тот прохрумкает хлебобулочному, последний, в свою очередь, прочавкает молочному, который точно не заставит себя ждать и прольет свет на ситуацию для напитков.

Хоть мне и досталось вип-ложа – место в первом ряду богатого на ассортимент отдела, – gps-навигатору на протяжении сорока дней так и не суждено было похвастаться значительными изменениями в данных моего местоположения (именно столько я простояла на несменном посту, снедаемая непереносимым голодом по человеку). Но попытки нарушить статистическое равновесие все же предпринимались, – правда, обе были сорваны в последний момент. В первом случае это произошло, когда инерция руки, движимой в мою сторону, была прервана удивленным возгласом из-за спины ее владельца, в конечном счете послужившим отправной точкой для воссоединения двух старых однокашников, после чего я была напрочь забыта, а они так и укатили, дружно и во всеуслышание вспоминая о поросших былью временах юности. Во втором уже ничто не смогло помешать инерции достичь своей цели, и таким образом я почувствовала на своем горлышке прикосновение грубой, с изрядной долей влажности, руки, которая сперва меня облапала, а потом погрузила в небольшую корзинку, рядом с неживыми – все равно что безупаковочными или поврежденными – овощами и фруктами, сыром и двумя багетами; и только я успела втиснуться в их компанию, как обладательница ухоженных и миниатюрных пальчиков, входившая в свиту мужчины с потными ладошками, в противовес всему изменила планы, бросив в воздух: да ну ее, давай лучше сок возьмем, по акции, – и я не была обязана проделать путь из корзины на прилавок в обратном порядке, чтобы оттуда, к высмеиванию побуждая любого, зреть на мир юмореской наружу.