Вуаль чужих звезд Виктория Серебрянская

«…Это моя последняя запись. Я это точно знаю. И делаю ее я только лишь в надежде, что когда-нибудь ее найдут и прочтут. Я совершил очень много ошибок в своей жизни. Настолько много, что ни одному суду живых и разумных не под силу справедливо меня судить и вынести приговор. Я сделаю это сам.

То, что вначале казалось правильным и прогрессивным, на деле оказалось мерзким и богопротивным. Поначалу Шейн убеждал нас, что мы работаем в медицинских целях. Что наши разработки призваны облегчить жизнь тем, кто вследствие болезни или несчастного случая оказался ограничен в возможностях, был выброшен на обочину жизни. И это было благородно и красиво. Но чем дальше, тем больше я начал замечать в контактах Шейна военных из самых закрытых структур. И, в конце концов, наступило прозрение: Шейн не стремится возвращать к полноценной жизни больных и искалеченных. Ему это не интересно, так как приносит мало денег. Гораздо интереснее и доходнее работать на военных. А окончательное прозрение наступило, когда я случайно наткнулся на дневник эксперимента: Шейн лично провел операции и внедрил наночипы двадцати здоровым детишкам в возрасте от одного года до десяти…

Это открытие шокировало. Пару дней я был сам не свой. Но потом пришло понимание: если Шейна не остановить прямо сейчас, через пятнадцать лет максимум наночипы начнут вживлять в мозг всем подряд. И мы перестанем быть живыми в полном понимании этого слова. Мы превратимся в роботов. Бездушных зомби под управлением главного компьютера…

На разработку плана у меня ушло почти полгода. Сложно было подобраться к бывшему другу, в одночасье превратившемуся в злейшего врага. Ради этого я даже соблазнил его жену, ощущая себя грязным, бесчестным, наимерзеннейшим из всех живущих во Вселенной. Но, в конце концов, мне удалось добыть необходимую информацию, пронести в здание исследовательских лабораторий по частям детали для взрывного устройства, собрать его и установить.

У меня сердце кровью обливалось, когда пришлось активировать заряд. В лаборатории на тот миг по счастливой случайности оказались практически все сотрудники и группа подопытных, которых собрали на очередной контрольный срез. Это был самый удобный случай, чтобы разом покончить с проектом. И я им воспользовался.

В очистительном огне взрыва исчезли все и все: сотрудники, объекты, информация. Я убедился в этом, когда спустя всего несколько минут на месте событий оказались сотрудники военной разведки. Они бегали как перепуганные муравьи. А их начальство орало в коммуникаторы так, что я практически все без усилий слышал в своем убежище. Из этих разговором и своих наблюдений я без усилий сделал вывод, что параноик Шейн до последнего не выпускал из рук методику вживления и настройки наночипов. Так что теперь можно было не опасаться распространения кибернетической заразы. Мне оставалось последнее дело.

Когда все более-менее улеглось, я покинул планету на заранее приобретенной яхте, рассчитанной на дальние полеты. Официально я летел на свою родину, чтобы доставить на планету прах моих соплеменников. Одной из незыблемых традиций нашей расы было то, что загробный покой обретет лишь тот, чей прах будет развеян под родными небесами. Лично мне это не грозит.

Я никогда, ни в каком мире не обрету покоя. Как только яхта преодолеет половину пути, я сменю курс на необжитые сектора и собственноручно сломаю навигацию. Чтобы у меня не было ни единого шанса оказаться в жилых секторах космоса. Я обязан сгинуть, навсегда затеряться в ледяной мгле бездонного пространства. Потому что у меня тоже стоит наночип…

Мы с Шейном были первыми, кому ставили чипы. И если Шейн сделал это для контроля разницы, то мне чип ставили потому, что в одном из научных исследований я подхватил черную нейрочуму, от которой нет спасения никому. И болезнь прогрессировала все больше. На момент вживления чипа я уже практически лишился левой руки и обеих ног. Их заменили киберпротезами, которыми должен был управлять чип.

В защиту Шейна должен сказать, что его идея была великолепной. Если бы действительно служила таким, как я. После калибровки вживленного чипа я вновь ощутил себя здоровым и полноценным. Но если у меня чип дал прирост скорости мышления тридцать процентов, физической выносливости двадцать пять, физической силы и скорости реакций двадцать, то у Шейна, абсолютно здорового на момент вживления чипа, увеличение всех параметров составило от сорока процентов и выше. Наверное, именно тогда друг перешел в разряд бывших и заболел идеей создавать суперсолдат…

Если первые наночипы никак не влияли на человеческие эмоции, то в группе подопытных все наночипы выключают эмоциональность, делая детей абсолютно холодными. Нет, мелкие радовались подаркам и похвалам за успехи, на мой взгляд, обладали завышенной амбициозностью. А вот чувства любви и привязанности они были лишены напрочь. Это делало их маленьким чудовищами. Именно этот пункт окончательно убедил меня в том, что бывшего друга следует остановить сейчас, когда он находится еще в начале своего пути…»

– А ты знаешь, что Глерн все-таки решил устроить гонки на абуранах? – с плохо замаскированными нотками азарта и предвкушения спросил Митч.

Именно в этот миг мимо нас стрелой промчался один такой абуран – небольшая платформа наподобие земного фишборда, доски для серфинга. Только абураны, с которыми я ранее нигде не сталкивалась, летали по воздуху. В нормальном режиме – в метре над трассой. Но при необходимости на нем можно было на короткое время подняться и выше. Все зависело от конфигураций самого абурана.

Промчавшийся мимо абуран поднял с дороги тучи местной пыли. Мелкой настолько, что ее взвесь в воздухе напоминала вуаль. Я торопливо отвернулась и задержала дыхание, ожидая, когда развеется рыжеватый шлейф, потому что вдыхать эту вуаль было неприятно и просто опасно. И лишь когда взбудораженный абураном воздух умчался дальше, унося с собой пыль, повернулась к приятелю и фыркнула:

– Твоими стараниями уже знаю! Ну и что с того?

Пип, парнишка, по соседству с которым мы с братом жили, и с которым я подружилась едва ли не с первого дня появления на этой ужасной планете, вдруг остановился и очень серьезно посмотрел на меня:

– Как что? Макс, я собираюсь их выиграть!

Эта серьезность что-то неприятно царапнула в душе. Но я отмахнулась от этих ощущений. Глупости все это. Важнее другое.

– Глерн никогда не допустит, чтобы победа досталась не его людям, – фыркнула я и снова зашагала по пыльной дороге в сторону окраины Мельца – города, давшего нам приют почти год назад, когда в результате диверсии наша с братом яхта провалилась в неизвестную ранее кротовую нору. – Не обольщайся, Пип! В лучшем случае ты напрасно потратишь монеты на вступительный взнос. В худшем…

О том, что Пип может покалечиться или даже погибнуть в результате катастрофы, сказать вслух я не смогла. Мой брат, Виктор, был неплохим механиком, и после крушения в атмосфере Тайраны, сумел неплохо устроиться в Мельце в одной из самых крупных мастерских. Здесь чинили все: от сельскохозяйственных агрегатов до абуранов. И там же и сплетничали. Именно от Виктора я знала, что Глерн куда могущественнее, чем могло показаться жителям Мельца и что он никогда и ничего просто так не делает. Если он решил устроить гонки, значит, в этом для него был какой-то смысл. И чужакам он, если и допустит их до участия, точно не позволит выиграть.

– У тебя мать болеет, – со вздохом напомнила Пипу, – потрать эти монеты лучше на нее, чем дарить их Глерну. Все равно не выиграешь! А еще можешь покалечиться… – все-таки вырвалось у меня. – Что тогда будешь делать? Кто будет обеспечивать тебя и мать?

Разговор неожиданно свернул в неприятную сторону. Я была уверена, что приятель на меня сейчас обидится, и очень хотела как можно быстрее попасть домой, непроизвольно ускоряя шаг. Пип подуется на меня и успокоится. А вот если диалог продолжится, то мы точно разругаемся с ним в пух и прах.

Увы, Пипа я уже изучила неплохо и могла предсказать, как он поступит, почти со стопроцентной точностью:

– Ты не понимаешь! – моментально набычился тот. – Я хотел!.. – Пип на миг запнулся. Но почти сразу продолжил. Правда, уже с меньшей горячностью: – Впрочем, неважно! Потому что я знаю, от чего ты так говоришь: расчищаешь дорожку для победы своего брата! Но знай: я ему не уступлю!.. – С этими словами Пип развернулся и просто сбежал, вихрем промчавшись оставшиеся несколько десятков метров до своего дома, взлетел по щербатым ступенькам крыльца и скрылся за дверью. А я опять вздохнула.

Пипу было девятнадцать. На год моложе меня и немножечко ниже ростом, он почему-то мне казался ребенком. Я воспринимала его как приятеля. Мы вместе корпели над микросхемами и испытывали первого домашнего робота, которого я собрала из найденных на свалке деталей в помощь его матери. Бок о бок работали на сортировке. Но сейчас я вдруг осознала, что все это время была для Пипа чем-то большим, чем просто соседка. Раньше я этого не замечала.

Наш с братом убогий дом находился в сотне метров от городской черты, за которой начиналась огромная свалка металлолома. Десять месяцев назад, когда мы здесь оказались без денег и документов, это было чуть ли не единственным, что мы смогли себе позволить. Позднее, когда Виктор нашел себе работу в мастерской и наше положение чуть улучшилось, жилье можно было и поменять. Но мы уже привыкли к месту. Да и Виктору отсюда было недалеко до работы. А еще мы надеялись, что сможем быстро скопить денег и вернуться домой. И тогда станет неважным то, где мы прожили год…