– Спасибо, дружок, – присвистнул я убегающему псу.

Затем вернул взгляд на врага подо мной, мои глаза опасно сверкнули при лунном свете, и я, ни капельки не задумываясь, заношу кол над мужчиной.

Остаются миллиметры до его плеча, но он меня окрикивает, заставляя остановиться.

– СТОЙ! – прохрипел ногаец, из его глаз стекла одинокая слеза. – Не убивай меня, прошу! У меня дома жена и две доченьки…

– Что ж ты, сука, на Русь тогда напал, сидел бы себе квас пил с детьми!

– Я не хотел! Меня заставили, отправили, – тараторил он. – Прошу тебя, я вижу, какая у тебя чистая и глубокая душа. С такой нельзя убивать. Никогда.

Я плотно сжал губы и повернул голову вбок, столкнувшись взглядом с Трубецким, который серьёзно ранил, но не убил свою жертву и привязал её к дереву, я прикрыл глаза и выдохнул.

– Не могу…

Зрачки ногайца расширились, он чаще задышал. Крепко зажмурив глаза, я вновь занёс кол над врагом.

– Рыков! – послышался хрипло-бархатный голос Андрея Васильевича прямо над ухом. – Дай сюда деревяшку, не марай руки ненужной краской. Иди, помоги Резвому. Там ещё трое ногайцев, оставляю всех на тебя и твоего пса!

Я кивнул и передал оружие Трубецкому, а сам в два счёта встал и кинулся на поле боя.

Сзади остались крики и последние вдохи врага. Он его убил… убил, чёрт возьми.

Пальцы задрожали, ко рту подступила рвота, но пришлось подавить её и собраться. Пора смириться с суровостью этого мира. Трубецкой хладнокровен и упёрт, когда дело касается Родины, – стоило догадаться, что он убьёт каждого на своём пути.

А я тряпка… Даже Витя видит смерть почти каждый день на операционном столе и спокойно реагирует. Но, возможно, это опыт, потому что Покровский – полная противоположность Андрея Васильевича, импульсивен и эмоционален, но рассудительность вовремя вступает в это сочетание, не давая возможности натворить глупостей.

Да и видеть смерть – это одно, а собственноручно её совершать – это другое.

Как только послышался скулёж собаки, я появился в центре поля.

Ногайцы окружили Резвого со всех сторон, плотно сжимая в человеческий круг.

В ту минуту моё сердце ушло в пятки, а затем сжалось и начало изливаться кровью. Потерять верного пса, своего друга, к которому привязался всей душой, было худшим решением. Сделав глубокий вдох, я подобрал мелкий острый камушек с земли и швырнул его чётко в висок врага с оружием. Он тут же рухнул, а Резвый, ни минуты не медля, побежал ко мне.

Теперь шансы стали равны. Их двое, нас двое.

Ногайцы переглянулись друг с другом, удивлённо смотря на тело когда-то живого товарища.

Я сорвал сук с шипами с рядом стоящего куста и медленными, но уверенными шагами двинулся на них. Острые треугольники тяжело впивались в ладонь, желая поцарапать до тёмно-алой капли.

Пёс шёл рядом и сурово рычал, наверняка в его голове в ту минуту промелькнули все возможные картинки того, что собирались с ним сделать эти люди.

– Бежать бесполезно, я не дам вам уйти после всего проделанного вашими грязными руками!

Один из ногайцев шагнул вперёд и нахмурил брови, буравя меня взглядом карих глаз.

– Ты же обычный крестьянин! – последнее слово он будто выплюнул. – Темиржан, да мы с ним и с его скотиной в два счёта разберёмся.

– Это мы ещё посмотрим!.. – тихо произнёс я.

– Что ты вякнул?

Под громкое лаянье Резвого мы пошли в атаку. Я перебежал за его спину и попытался сцепить руки, но мужчина оказался не так прост. Он резко развернулся и ударил лбом мне в нос. Я отшатнулся и присел на землю, стараясь как можно скорее прийти в себя. Враг нагнулся прямо к лицу, победно скалясь, но бой был не закончен.