Пёс запрыгнул на ногайца и впился зубами в его спину. Воспользовавшись этой секундой, я выкинул ноги вперёд, ударяя его по лицу, при этом делая кувырок. Завершив свой трюк и почувствовав опору, я тут же кинулся на другого врага.

– Ну что, Темиржан, сдашься добровольно или будешь биться до смерти?!

Видимо, носитель имени, которое переводилось как «железная душа», выбрал второй вариант и бросился к ногам, пытаясь уронить меня.

– Не сегодня, дружище! – с этими словами я положил руку на его шею, приставив к ней ветвь с шипами, и принялся ей душить. Шипы тут же впились в кожу, а ногаец закряхтел.

Доводить до смерти никто не собирался, поэтому, когда попытки отбиваться ослабли, а он обмяк в моих руках, я убрал сук. Враг упал и часто, но тяжело задышал.

Мой взгляд вернулся к первой жертве, с которой до сих пор боролся Резвый. Мальчик знатно его потрепал, а мне оставалось только добить. Подозвав пса к себе на безопасное расстояние, я сделал шаг навстречу врагу.

– Вроде предупредил, а ты не послушал, – я схватил его за плечи и повалил на землю, но он резко ударил меня в живот. – Как тебя звать?!

– Аскербий! – зло воскликнул он, пытаясь душить меня.

– Воин, значит…

Его глаза округлились, и он растерянно взглянул на меня, ослабив хватку.

– Откуда ты знаешь?..

Я вернул его в начальное положение, на спину, и ударил кулаком чётко в горбинку носа, а затем в ярко-выраженную скулу.

– Историю хорошо знаю, – ухмыльнулся я, делая ещё один удар в губу. – А тебе советую подучить, а то позабыл, что русские никогда не сдаются!

IV

. Успех

В деревянный домик мы с Резвым вернулся около четырёх утра. Ложиться спать уже не имело смысла, ведь через два часа надо идти на поля. Но я всё же лёг на кровать и прикемарил на полчасика…

Петушиный будильник с каждым днём становился роднее и не так раздражал.

– Доброе утро! – прохрипел Ваня.

– Доброе!..

– Ночь была тихая, чарующая, самое то для сна, – сказочно говорил товарищ. – Только Резвый что-то вошкался на улице: видимо, новая будка пришлась ему не очень по вкусу.

Я лишь вымученно улыбнулся, спать хотелось дико, но что поделать.

– Юнцы, быстро кашу есть – и за работу! – воскликнула Василиса Егоровна из кухни.

– Бежим, матушка!

***

Ване за свои ночные походы и Трубецкого я рассказывать не стал. Не потому, что я плохой и чёрствый человек, который не делится секретами и не хочет, чтоб ему завидовали, а потому, что, если бы я ему рассказал все подробности, а особенно о моей новой фамилии и возможности в восхождение дворянина, он бы не поверил. Или, что ещё хуже, начал бы трындеть это на весь хутор, а лишние уши нам точно не нужны.

До середины дня мы добородили почти всё поле и поэтому решили двинуться на долгожданную охоту вместе с Резвым. Заяц, жди нас!

Путь был не столь длинный, и минут через пятнадцать мы оказались на лесной опушке, где ещё сегодня ночью я вместе с псом ловил ногайцев.

Только в этот раз мы зашли намного глубже. Ивашка спрятался за дерево, Резвый засел в кустах, а я прилёг между ними за пень.

Охота – достаточно изнурительный и долгий процесс, но он того стоит, ведь после муторного ожидания наступает долгожданный приз в виде мяса или – реже – шкуры.

Птички насвистывали лёгкую весеннюю песенку, листики шумели им в такт, и только мы втроём сидели в позе ожидания.

– Давай, что ли, в города сыграем?.. – спросил я устало.

– Во что? – удивлённо моргнул товарищ.

– А… Ну да… Не актуально, – прошептал я. – В слова говорю, сыграем: я называю слово, допустим «дерево». Ты должен назвать слово на последнюю букву моего слова.

– О!.. Овёс! – радостно улыбнулся Ивашка.