– Жаль, ты ещё далеко. Могла бы поделиться с тобой булочкой с Nutella, – пошутила я.

Неожиданный звонок в дверь заставил содрогнуться.

– Подожди, – сказала я, перейдя на шёпот. – Это наверняка Анна Евгеньевна. Когда она готовится к эфиру, она всю неделю мне рассказывает о деталях будущей передачи. Когда ж ещё, как не ночью?

– Я перезвоню завтра, – сказал Демид. – Не буду мешать вашему чудесному дуэту.

Его голос поник, но мне вовсе не хотелось его огорчать.

– Нет, нет. Подожди. Я притворюсь спящей, и она уйдёт, – сказала я, отчётливо осознавая, что мне ужасно нравится слышать его голос.

Я выключила свет и притихла, в надежде отвадить Аннушку. Демид тихо рассмеялся:

– Это не честно, Сия. Открывай ей двери, я перезвоню тебе. Ты ведь поздно ложишься, верно?

– О да. Я загубленная сова, это уже диагноз, – хихикнула я тихо.

Новый звонок в дверь насторожил меня. Но дважды не могло показаться одно и тоже: звонок раздался эхом в трубке Демида…

– Что это было? – спросила я, ощущая, как стало тяжелее дышать от охватившего меня волнения.

– Ты о чём? – он казался спокойным.

Я бросила трубку на диван и, выбежав в нетерпении в неосвещённый холл, распахнула настежь дверь. Челюсть у меня, что называется, отвисла…

Демид стоял, виновато втянув шею в чуть приподнятый ворот джинсовой куртки, и исподлобья смотрел на меня глазами грустного пёсика. Рука с мобильником всё ещё была у уха, в другой он сжимал белого плюшевого зайца с розовым пузиком, который в свою очередь держал в лапках маленького шоколадного зайчика. Ничего не говоря, я впустила его в дом, так и не включив света, и в тот же момент услышала, как тихо закрылась дверь Анны Евгеньевны. «Я в небе…» Как бы не так. Он отсиживался у неё в ожидании подходящего момента. Ах, Аннушка… Уверена, она ликовала.

– Ты обещала мне бутер с шоколадной мазучкой, – почему-то шёпотом напомнил Демид, протягивая мне зайца.

Я взяла игрушку и, прижимая её к себе, важно прошептала в ответ:

– Только в обмен на шоколадного зайчика.

В полумраке моей квартиры, освещённой лишь лунным светом, я разглядела его добрую улыбку, и моё волнение переросло в нетерпение.

Я сама не заметила, как оба зайца в итоге отлетели к дивану, а Демид, обхватив меня своими крепкими руками, прижал к себе. Дышать стало вовсе невмоготу, но легче было потерять сознание, чем отказаться от его поцелуев.

Я вдруг отчётливо поняла, что именно Это я и видела во сне. Но теперь меня немного пугало всё то, что шло следом за поцелуями в кульминации сна. Правда, надо признать, Демид не оставил мне времени на испуг. Погружаясь в гипнотическое забытье, я видела себя Снегурочкой, сгорающей в огне, с её прощальной арией «Люблю и таю…» и испарением в воздухе (спасибо Аннушке, и здесь она рулит). Только теперь, когда Демид был в такой невероятно плотной близости, я уяснила для себя, что не имела никакого понятия о том самом чувстве, о котором так сладкоголосо повествовали все любовные романы, прочитанные мною. Тогда мне казалось, что описания эротических сцен в этих книгах жутко неестественны, «масляно-медовы», а порой даже пошлы. Теперь же, наслаждаясь этими «сценами» вживую, я заключила, что в те описания вполне можно было бы ещё добавить мёду. Незнакомые доселе чувства поглощали меня, растворяли в себе и лепили из этой живой массы новое существо, без плоти и конкретной формы. Эти чувства видоизменяли меня своей глубиной, и мне было сладостно и томно находиться в них.

Демид унёс меня в мою спальню и, медленно обнажая, уложил на кровать. Мне, конечно же, не хватало его спокойствия и степенности, а потому его одежда, в отличие от моей, покидала тело стремительно, слетая с него с моей помощью почти не расстёгнутой.