ГОРДОН ДЖЕЙН. Свадьба Обри.

ДРАМЛ. Ох ты! (Смотрит на МИСКВИТА). Это шутка?

МИСКВИТ. Нет.

ДРАМЛ (переводит взгляд с МИСКВИТА на ГОРДОНА ДЖЕЙНА). Но на ком?

МИСКВИТ. Он так и не сказал.

ГОРДОН ДЖЕЙН. Нас троих пригласили сюда именно за тем, чтобы объявить об этом. У Обри есть теория, согласно которой женитьба может отдалить мужчину от его друзей. И вот он принял меры. Собрал нас, чтобы на всякий случай попрощаться.

МИСКВИТ. Нет, нет… Не совсем так.

ГОРДОН ДЖЕЙН. И все-таки примерно именно так.

ДРАМЛ (задумчиво). Этак теория касается каждого брака? Или его конкретного случая?

ГОРДОН ДЖЕЙН. Вот в этом-то все и дело. Фрэнк сказал…

МИСКВИТ. Я просто не хотел бы ни на что намекать, но…

ГОРДОН ДЖЕЙН. Так, так. (Обращаясь к Драмлу). Что ты об этом думаешь?

ДРАМЛ (после небольшой паузы). Здесь есть спички? (Раскуривает сигару). Итак, вы говорите, что он ничего не рассказал о невесте?

МИСКВИТ. Почти ничего.

ДРАМЛ. Обри… Он… Не так уж и молод.

ГОРДОН ДЖЕЙН. Сорок три года.

ДРАМЛ. Кризис среднего возраста!

МИСКВИТ. Именно так. Опасный период.

ДРАМЛ. Так, ребята, давайте договоримся. Когда вы отправитесь по домам, я задержусь еще ненадолго.

МИСКВИТ. Само собой.

ГОРДОН ДЖЕЙН. Тут уж любые средства хороши.

ДРАМЛ. Надеюсь, разберемся. (Встревоженно). Мы не должны допустить, чтобы и второй его брак оказался ошибкой.

(Склонив голову, он подходит к камину).

ГОРДОН ДЖЕЙН. Ты ведь знавал его во времена его первой жены? Так себе была история, верно?

ДРАМЛ. Это уж… (Смотрит на дверь). Я ведь плотно закрыл эту дверь?

МИСКВИТ. Вполне.

(Он устраивается на диване, ДЖЕЙН садится в кресло).

ДРАМЛ (он курит, стоя спиной к камину). Он женился на мисс Хэрриотт; это было в восемнадцатом году. Двадцать лет назад, черт подери! Она была прелестным созданием – можете мне поверить, но и ревностной католичкой. Знаете, из тех дам, с руками белыми и ледяными, как мрамор. Платья предпочитала из черного бархата. Я помню ее не просто хорошо, но даже с болезненной отчетливостью, потому что она была единственной женщиной, от одного вида которой мне становилось не по себе.

МИСКВИТ. Ха-ха-ха!

ДРАМЛ. Он любил ее, что называется, до безумия. Боже мой, как пылко он ухаживал! Но я подозреваю, что до брака она не позволила ему даже пальцем к себе прикоснуться. Была льдиной, настоящим айсбергом! Такую поцелуешь – губы тотчас растрескаются. И все-таки он на ней женился, и, к моему большому облегчению, они сразу же уехали.

ГОРДОН ДЖЕЙН. Куда, за границу?

ДРАМЛ. Да, возможно. Вероятно, в Лапландию, и сняли там дворец изо льда. В общем, когда они вернулись, мне, да и всем остальным было очевидно, как ужасно Обри просчитался.

ГОРДОН ДЖЕЙН. Просчитался?

ДРАМЛ. Ну да. Бедняга, похоже, надеялся, что после свадьбы она оттает. Но не тут-то было. Я прямо представлял себе, как он разводил огонь в камине, чтобы хотя бы отблески пламени смягчили выражение ее лица. Но так или иначе, никакой оттепели не наступило. Мне кажется, что если бы врач померил ей температуру, градусник показал бы минус десять. И все-таки в какой-то момент у них родился ребенок. Дочь.

ГОРДОН ДЖЕЙН. Но хотя бы после этого…

ДРАМЛ. Ни капельки. Стало только хуже. Убедившись, что ей не удалось пробудить в Обри ни малейшего религиозного чувства, она решила отыграться на ребенке. Он сопротивлялся, конечно, но максимум год, не дольше. Несчастное дитя отправили в монастырь, сначала во Францию, а потом в Ирландию. А еще через несколько лет жена Обри умерла, по иронии судьбы, от лихорадки с очень высокой температурой. Подозреваю, это был единственный случай, когда от этой женщины действительно исходило какое-то тепло.