Маленькие дети играли в дорожной пыли. Возница не разогнал их, они лишь посторонились, но стоило повозке проехать, как тут же вернулись к своему занятию. Макс, ожидая, пока пыль осядет, смотрел, как маленький мальчик, может, чуть младше его погибшего сына, создавал из этой самой пыли бабочку. Ребенок сосредоточенно, высунув от усердия кончик языка, творил богомерзкое колдовство и после со счастливым визгом вместе с другими детьми носился за бабочкой, пока та не распадалась снова в пыль. Надолго ее не хватало.

Магия, скрытая в родном Асилуме от глаз людей в храмах как что-то тайное и доступное только избранным, в Эгрисси была повсюду. Самые простые заклинания применяли в обычной жизни. Многие жители не владели магией так же хорошо, как его хозяйка, иса Ия, но использовали амулеты, шептали над отварами, гадали. Для людей на улицах Эгрисси магия не была связана ни с войной, ни с тем, что с ее помощью можно было убивать, а не выращивать, к примеру, овощи или ловить рыбу. Этот мирный быт сбивал с толку.

Не все в Эгрисси обладали силой. Даже стража города, сколько Макс за ними ни наблюдал – исподтишка, чтобы не заметили, – использовала старое доброе оружие. Каждый страж был вооружен кинжалом и широким коротким мечом, так похожим на привычный Максу гладиус. И они не делали ничего такого… волшебного. Отними у них амулеты, и будет обычная стража, в Асилуме такая же.

Против острого меча Максимиллиан Метел знал, как воевать, против магии – нет. И потому проиграл. Силой, покорившей себе Асилум, обладал Совет Магистров. А не эти дети.

Не сейчас.

Пыль наконец улеглась, и Макс отвел взгляд.

На него самого уже никто не смотрел. За месяц, прошедший с тех пор, как он попал к исе Ие, казалось, все привыкли. Хорошо, что не трогали и не поносили его на чем свет стоит, как в первые дни: Совет постарался выставить преступников, преданных Суду, сущими монстрами. Убийцами. Список преступлений двух бедолаг, кому даровали право на Суд вместе с ним, поражал, таких бы Макс повесил самолично. Им не повезло – стража вела их, как дичь, и лишь боги помогли Максу избежать казни. И иса Ия. Он это понимал.

При Оре, которая, казалось, и слыхом не слышала, что о нем говорят, никто не пытался прямо задеть его, помня, что оскорбление раба – это оскорбление его хозяина. За ее спиной ему грозили кулаками, шепотом ругали, понимая, что он ничего не сможет им сделать. Макса не интересовало, ненавидели ли его потому, что он – Метел или же потому, что считали грабителем или убийцей, достойным креста. Он видел издалека, как те поднимали на холме за рекой. Но Ора не пожелала присутствовать на казни, а он – тем более.

В городе ису Ию сторонились, хоть неприязни девушка не вызывала, а ее зелья и амулеты пользовались спросом. При ней старались вообще не замечать раба, лишь пару раз девушке пытались намекнуть, что она пригрела на груди змея, опаснейшего преступника, да, сейчас совершенно безвредного, но кто знает! Ора с неожиданной твердостью пресекала подобные нарекания.

Макс лишь усмехался, стараясь, чтобы никто не увидел: его хозяйка была иногда столь наивна. И с неким извращенным удовольствием ждал, когда она все же поймет и примет правду. Ора не боялась его, даже зная, что он мог быть осужден за любое гнусное преступление. Погруженная в свои проблемы, она пока что по неведомым причинам не задавалась вопросом, кто же на самом деле навязанный ей раб. И продолжала безыскусно, но сытно кормить его, обеспечила одеждой по размеру и даже выделила небольшую комнатку на втором этаже дома.

Сразу было видно, что там давно никто не жил, а за некогда добротным домом толком и не следили. Помимо этой комнатушки там были еще две закрытые; ключи, впрочем, висели между дверьми на криво вбитом гвозде, можно было взять и отпереть любую при желании. Сама Ора обжила первый этаж и, видимо, совершенно насчет второго не беспокоилась. Максу пришлось разгрести хлам в выделенной каморке, отмыть от слежавшейся в комки пыли дощатый пол, стены и скошенный потолок. В последнем обнаружилась прореха, через которую виднелось небо, а пол оказался настолько щелястый, что было удивительно, как он до сих пор не провалился.