– Может, это твой суженый, любовь, предначертанная свыше? Принц – не иначе! Не прогадай, попробуй с ним! Не профукай свою судьбу! Кто знает, может, это твой последний шанс, перестарок.

Вика молча терпела все. Она даже не вызвала полицию, потому что, как почти все порядочные люди, считала себя виновной в некоторой степени. Она сносила унижения, прощала бранные слова, позволяя себе лишь дома рыдать в подушку. На людях женщина всегда выглядела бесстрастной и равнодушной.

Вышло так, что буйный поклонник неожиданно пропал, словно растворился в трясине запоя. Не было видно его долго, более двух месяцев. Вика даже стала беспокоиться, не двинул ли он ноги в безудержной вакханалии чувств и возлияний. Она поставила за него в церкви свечку, искренне пожелав дебоширу возродиться в лучшей жизни. Однажды вечером Соколовская шла из магазина по неосвещенной узкой дорожке. На темном небосводе сжались замерзшие звезды, зябко мерцая от холода. Внезапно учительница заметила, что вдали что-то шевелится в снегу. Подойдя ближе, Вика увидела пьяного Степана, который еле шептал синими, окоченевшими губами:

– Помогите мне, люди добрые.

Женщина забыла всю боль и унижения прошлого, кинулась к страдальцу, спросила, чем может помочь. Она с ужасом осознала, что навязчивый поклонник лежит весь в крови, плавно расползающейся на снегу. Внезапно бледное, пьяное лицо Степы разверзлось теплой улыбкой узнавания. Даже в состоянии полного угара он признал свою икону, свою единственную звезду. До других звезд на небе ему не было никакого дела. Степан прорычал басом в испуганное лицо:

– Опа-опа, Америка-Европа! Азия-Евразия, что за безобразие! Кого я вижу в день святого Валика! Не обманул паразит, не прокинул! Сама богиня любви спустилась на землю грешную. Да прямо ко мне в жаркие объятия! Помоги же мне, моя Афродита. Попал я в переплет, не поверишь. Шел я прямо к тебе после химии, а в рукавах у меня были два отборных пузыря красного винца. Даже не шел, а летел на крыльях лямура. Хотел у тебя попросить прощения за все нанесенные обиды в пылу беспамятства. Белку я поймал, лютую, зеленую белку. И, что греха таить, для смелости и сугреву слегка принял на грудь предварительно. Уж больно ты сурова, без рюмочки-второй к тебе страшно и подступиться. Амур же освещал мою дорогу десницей огненной. Замечтался я, ясно дело, под ноги не смотрел. И тут, херак, не вписался в поворот и навернулся на льду. Пал теперь как лебедь раненый, роком оскверненный. Бутылки все разбиты, как, впрочем, и разлетелась душа моя вдребезги. Лежу распятый в луже винной, как Христос в собственной крови. Помоги хоть снять пальто, моя зазноба, чтобы руки не изрезать. Из-за тебя единственной страдания претерпеваю земные.

Виктория вдруг бесшумно опустилась на снег и, закрыв глаза ладонями, жарко и неистово разрыдалась. Сквозь плотину чувств прорвалась вся горечь и обида на жизнь, нескладную судьбу, разбитые мечты юности. Степан испуганно притих, боясь пошевелиться рядом с таким глубоким, до сих пор не проявленным горем. Сверху падал невесомый снег, устилая дорожку мягким саваном. Падший мученик выставил язык навстречу плавно опускающимся хлопьям, а затем облизал потрескавшиеся губы. После он вдумчиво произнес с глубокомысленным выражением лица:

– Истинная засада! На вид как сахарок рассыпчатый, а надкусишь – сплошная пустота. Вот она – жизнь человеческая: везде заблуждение, везде обман!

Софья Михайловна вырастила замечательную дочь. Мужа у Гусыкиной не было, но это не помешало одинокой женщине подарить миру славное дитя. Точнее, супруг когда-то существовал, но недолго и опрометчиво. Осознав свою ошибку, молодожен весьма ловко смазал лыжи и удрал от возлюбленной на второй день после свадьбы. Была Софья Михайловна достойным образцом эпохи дефицита. Работала учителем географии в средней школе, любила принарядиться в люрекс и леопард. Воинственный начес на голове напоминал объемный шлем. Дети ее боялись. Когда властная, грузная дама входила в класс, зависала звенящая тишина. Прокручивая золотой перстень с массивным александритом на пальце, Софья Михайловна наводила страх лишь одной фразой «К доске пойдет…». Затем возникала долгая, мучительная пауза. Было слышно, как пролетает муха или гудят лампочки. Едва лавина рока обрушивалась на голову избранного ученика, спасенные одноклассники облегченно выдыхали. Такова была мать Юли Гусыкиной, ни больше – ни меньше!