Иван краснел, смущался, мычал, покорно кивал, исправно наполнял бокал избранницы новой дозой алкоголя. Капля за каплей богатство языка Изабеллы стало стремительно смещаться в сторону забористых выражений. Она буквально преображалась на глазах. Постепенно стало заметно, что королева явно тяпнула лишка. Хваленый здоровый образ жизни, отсутствие вредных привычек, медитацию и ежедневную йогу как ветром сдуло. Рефлексии и прокрастинации были отброшены в сторону. Мадам стреляла у всех сигареты, задирала ноги в неистовом канкане, визжала в манере развязного поросенка, первый раз вырвавшегося весной на лужок. Абсолютно забыв про Ивана, обнимая Сергея за плечи и присасываясь к его устам влажным поцелуем, царица стучала ложкой по столу и требовала немедленно включить «Владимирский централ», иначе клык выбьет с ноги. Трудно было представить более пленительное преображение. Из поборницы морали и этикета девушка стремительно превратилась в источник протечки канализации. Сквернословие исторгалось щедрыми потоками из пленительного рта. Движения были развязны и полны сексуального призыва. Иван, пытаясь унять возлюбленную, впервые за вечер вдруг превратился в самого себя. Он вновь обрел дар речи. Что послужило тому причиной: фантастическое превращение из арабского скакуна в тяжеловоза или же полная утрата любви – рассудят мудрые потомки. Именинник же просто схватил пьяное новообразовавшееся быдло за ручку и тихо, испуганно прошептал, пытаясь загладить неприятную ситуацию:

– Изабелла, возьми, в конце концов, себя в руки. Ты ведешь себя так, как не подобает женщине в приличном обществе. Утром тебе будет стыдно от содеянного. Угомонись!

Девица уставилась на бунтаря упрямыми, бычьими глазами, словно не понимая и видя кавалера в первый раз. Затем она утробно захохотала жеребячьим басом, задрала юбку, хлопнула себя по коленке и смачно произнесла, сплевывая в салат:

– Харэ вонять, петух драный! Какая я тебе Изабелла, едрить ее за ногу, Росселлини? Эллка я, Эллка Пупкова! Тащи быстро семки и не вякай, убогий! Не капай мне на мозги, вымя коровье, говяжий рубец. Власти тебе не обломится! Братва, врубай Круга! Понеслась!

И взвившись с потрепанного трона, королева изволила танцевать. Жаркое это было представление! Летели стулья, со звоном бились бутылки, стучали в стену соседи. Все закончилось тем, что наряд полиции нагрянул в логово будущего убежденного холостяка. Убеждение возникло сразу же после преображения. Как утверждал старина Энди Уорхол, получив три пули в живот от разъяренной экстремистки: «Обычно говорят, что время все изменяет, а в действительности перемены – дело рук человеческих».

Когда ты молод, жизнь представляется чарующей и полной светлых надежд. Когда ты живешь в общежитии, и ночью звенит оглушительная музыка, подкрепляемая звоном пустых бутылок, выброшенных из окна, ты просто улыбаешься, переворачиваешься на другой бок и засыпаешь крепким сном младенца. Другое дело, когда тебе переваливает за сорок. Нервы уже не те, мысли съедают мозг, кровь кипит неистовством. Заснуть невозможно, каждый шорох раздражает. После бессонной ночи ты начинаешь ненавидеть всех соседей, мешающих твоему заслуженному покою. Каждый источник шума вызывает мигрень и нервный тик.

Именно к такому заключению пришли Антон и Елена Петровы. Жили они в законном браке уже более двадцати лет душа в душу. Были людьми спокойными, покладистыми, не склонными к внешним аффектациям. Работали они удаленно переводчиками, предельно избегая внешних контактов. Детей у них не было. Пес Вольтер, старый кудлатый пудель, великолепно дополнял эту умиротворенную идиллию. Никто и никогда не слышал его надрывистого лая, воя по пустякам. Лишь ближе к старости стал он тихо похрапывать, но весьма ненавязчиво и деликатно. Жить бы Петровым да радоваться, да не тут- то было. Многоквартирный дом, в котором они обитали, являл собой филиал ада на Земле. Проел он Антону и Елене всю печень и служил источником постоянного недовольства. Однажды вечером супруга сидела на кухне и в сердцах жаловалась благоверному на текущее положение дел: