Закончив свою бурную тираду, Педро, воспользовавшись моментом ошарашенной слабости подруги сердца и будущей музы для пластических поползновений, припал пенящимися устами к несовершенным губам спутницы. Таня, скованная омерзением и тревогой, забыла, что может сопротивляться, и превратилась в покорного истукана. Так случился первый поцелуй. Довольный кавалер, вполне обрадованный согласием юного существа, продолжил свою пламенную речь:

– Что греха таить: присутствует у меня своеобразная профессиональная деформация. Мы ведь с тобой уже вполне близки, и я теперь могу открыться, не таясь. Есть у меня секретное хобби. Люблю я похаживать на местный городской пляж. И не потому, что являюсь страстным поклонником омовения тела. О, нет! Я – сторонний наблюдатель и эксперт в области тел. Как ты заметила, местные девушки не любят загорать в бюстгальтерах, а предпочитают топлесс для равномерного воздействия солнца на слабую плоть. Это мне бесконечно на руку, хе-хе! Я просто прикован опытным взглядом к их телам и могу беспрепятственно наблюдать и делать непредвзятые выводы. И вот к чему я пришел в конечном итоге! Заключение мое, надо заметить, скорбно, но бесконечно справедливо. Нет ни одной совершенной груди, ни одной достойной ягодички в моем родном отечестве. Все надо резать, кромсать, приводить к идеалу! Иначе никак! Красота спасет мир, а сало погубит душу. Особенно сало дребезжащее, потное, желейное. Нет упругости – нет и счастья, нет и летней радости момента! Я задыхаюсь в этом развале тюленьего пренебрежения к своему телу! Пойми меня, Татьяна, таков уж я, Педро Гарсия, борец за красоту и желание.

Мысли Тани начали пробираться к выходу. Пьяная откровенность кавалера полностью обескуражила юную деву. Ее словно кинули тушкой на операционный стол, разобрали тело на филейные кусочки и рассматривали под микроскопом. Поджилки тряслись, косточки раздраженно звенели, вторя джазовому фону заведения. Редкая девушка способна принять пламенную открытость чувств за комплимент. Таня робко пролепетала:

– Мне уже пора домой, к сожалению. Ты – прекрасный парень, Педрито. Мы мило провели вечер и обязательно еще встретимся, но сейчас я просто вынуждена бежать по причине полного отсутствия времени.

Педро смирился с неизбежным, как рыцарь без страха и упрека, и галантно засеменил ножками за юной газелью, периодически пытаясь примоститься и притереться к телу, так огорчившему его с точки зрения первичной эстетики. Прощаясь, он вновь пытался сорвать поцелуй с недостаточно пухлых уст избранницы, но порыв не увенчался оглушительным успехом первой попытки. Губы скользнули по подбородку, зубы стукнули, и Таня, убегая и нервно хихикая, скрылась за поворотом. Вернувшись домой, она тут же заблокировала усердного профессионала и постепенно забыла о нем. Тот же страдал, не ел паэлью целых две недели от нервного расстройства и проклинал ветреных женщин, но вскоре смирился, переключившись на новых жертв своего творческого старания.

Время бежало бодрой рысью. Вскоре Бархатцева встретила высокого и рослого парня, не отличавшегося увесистым кошельком и умственным гением, но обладающего прочими житейскими удовольствиями. Он был высок, статен, почти обладал лицом голливудской звезды. Подобное очарование полностью перечеркнуло меркантильные задумки Татьяны о собственной судьбе. Она сдалась и радостно затрепетала в вихре чувств. Однажды влюбленная парочка летела по тротуару вечернего города, вглядываясь в первые звездочки, проклевывавшиеся в парусе неба. Играли уличные музыканты, собаки начинали чесать блох, очнувшись от удушающей сиесты. Царила полная гармония и отрада. И вдруг Таня заметила Педро, еще больше округлившегося с момента их первой встречи. Он вскинул черные бусины глаз на неудавшуюся пассию, затем брезгливо пробежал взглядом сверху вниз по ее спутнику и, впившись на миг зрачками в его икры, сплюнул себе под ноги и злорадно ухмыльнулся. Маленький эстет засеменил прочь от парочки, злорадно приговаривая сквозь зубы шипящей скороговоркой: