Миша все детство варился в каком-то ватном кисельке спокойствия, неги, бездействия. Несмотря на то, что родился мальчик активным и подвижным сорванцом, под четким руководством Анны Марковны он сумел достойно погасить вульгарные порывы. Как только мальчик, следуя наитию и любопытству детства, срывался с места, мать тут же подхватывала его на руки, сжимала с испугом, покрывала поцелуями его трепещущее тельце и строго приговаривала:

– Не стоит, Мишунечка, бегать, как соседские бандиты. Ты же выше этого. Сиди на месте, а то спинка запотеет. Всегда слушай мамочку.

И Миша слушал, подчинялся, смирялся с неизбежностью. Он отказался от грязного щенка, потому что тот был рассадником блох. Он никогда не гулял с мальчиками во дворе, потому что они были источником аморальных рассуждений и сквернословия. Он панически боялся девочек и прятал от них глаза. Мать даже запретила ему невинные интимные вольности, однажды застав его в момент порочной слабости. Анна Марковна закатила глаза к потолку и просила не впадать в блуд и скотство, грозила волосатыми ладонями и эпилепсией в будущем. С тех пор сын попал под неусыпный надзор мамаши. Дверь в его комнату была всегда открыта, а уши у Анны Марковны стояли на макушке, как у рыси, она вынюхивала каждый шорох. Миша прятался и суетливо пыхтел украдкой в те редкие моменты, когда мать отправлялась в магазин. Это было его тайное, самое яркое счастье.

Но коварная природа всегда берет свое. Однажды, когда парню было уже двадцать лет, он заметил искрящиеся глаза студентки из соседней группы. Она неотрывно смотрела в его сторону. Неизвестно, что привлекло рыжеволосую бестию в стеснительном увальне. Олечка Ивахова всегда пользовалась популярностью среди мужчин экономического факультета. Ее засыпали букетами, конфетами, непрерывным обожанием. Вероятно, она обратила внимание на Мишу лишь потому, что он единственный в университете не обращал на нее ровным счетом никакого внимания. Спрятавшись на задней парте, он сладострастно наяривал домашние пирожки и котлеты, игнорируя взгляды бойкой красавицы. Это ее вначале обескуражило и обидело, а затем раззадорило до изнеможения. Сама того не замечая, Олечка влюбилась в отстраненное равнодушие одногруппника, как это часто бывает с девицами ее возраста и с женским полом в целом. Миша попал под огнеметный прицел гения соблазнения. Оля выслеживала его в коридорах, прижимала без стеснения к стене, требовала встречи. Малодушный Козиков, привыкший беспрекословно подчиняться женскому полу, долго не сопротивлялся. Он сдался с испугом и трепетом в сердце. Оля, потребовавшая свидания, получила покорное согласие растерянного фаворита. Скорее даже не добровольно-принудительное одобрение, а нечто невнятное, похожее на предсмертное блеяние козла перед закланием. Миша промычал с тоской в сердце:

– Эммм, ну если ты так сильно хочешь, давай сходим в парк, погуляем. Надолго не обещаю, надо готовиться к завтрашней паре и я немного приболел, к тому же живот странно крутит, но на часик я вполне согласен. Или на полчасика, минут на десять. Время покажет.

Подобное равнодушие еще больше распалило влюбленную по уши Олечку. Она целый час делала укладку, красила каждую ресничку, выбирала самое обтягивающее платье, выгодное обрисовывавшее ее округлые прелести. Миша в это время внутренне сжимался и вздыхал, тщетно выискивая возможности для отступления. Он корил себя за слабость, упущенный момент отказа, слабовольное сердце. Анна Марковна и в этот раз спасла сына. Мать, конечно, была в курсе мучительного свидания и заходилась неистовством, проклиная в глубине души проскользнувшую в их устоявшуюся жизнь тварь. Она позвонила с работы и настрого приказала не выходить на улицу.