Неизвестно, сколько проспала, но проснулась от мучительной жажды.

Хрюша дремал рядом. Тревожить его сон опасно, поэтому решила терпеть до последнего и, пользуясь случаем, рассмотреть соседа внимательней.

Грязная тёмно-серая шерсть, большие висячие уши, пятак, крокодильи зубы, складки на морде… Не то носорог, не то свинья… Костяные наросты на спине, как на хвосте крокодила, добавляли жути.

Внимательно рассматривая чудовище, она не сразу заметила, что зверь тоже наблюдает за ней.

Тома чуть не заорала, когда поняла, что самыми устрашающими в нём глаза, в которых читались жёсткость и подобие людского интеллекта. Пусть он далёк по развитию от человека, но наблюдательность и животный разум позволяли ему читать некоторые Томины мысли. Во всяком случае, иногда ей так казалось.

«Посидишь тут неделю, и не такое почудится», – она вздохнула. Вспомнив, от кого зависит жизнь, повернулась, чтобы почесать огромное пузо, и боковым зрением заметила, что мутант усмехается!

– Хороший мальчик, – на всякий случай ворковала она. Умный он или не очень, но ласковое слово любой скотине приятно.

Через сутки Томка ужасно хотела есть, пить, жить. И осмелев, медленно, без резких движений под пристальным взглядом Хрюши поползла на четвереньках в дальний угол загона, где стояла поилка с живительной влагой. Животное периодически подходило к ней и с удовольствием утоляло жажду.

Почему на четвереньках? Да потому что в блондинистую голову Томы пришла, потрясающе мысль, что для налаживания отношений надо зеркалить человека.

Но медленно ползя по полу и вертя костлявой задницей, Тома подумала, что эта мысль не такая уж хорошая. Животное долго взаперти одно... Мало ли чего? Но по пути, натыкаясь на засохшие лужи крови, решила, что и так и эдак может пострадать пятая точка, потому пусть уж лучше случится «мало ли чего», чем монстр её сожрёт. Однако Хрюша на её рахитное тельце не позарился. Томка благополучно доползла до воды.

То, что она теперь худющая, Тамара успела понять ещё раньше. Тоненькие руки и ноги со смуглой кожей явно тоже не принадлежали её телу, но хотя бы имели объяснение. А вот то, что она увидела в отражении, когда рябь на воде в корыте утихла, объяснению не поддавалось. На Тому смотрела космато-лохматая морда с огромными брежневскими бровями, почти сходившимися на переносице, длинным носом, маленькими глазками (вроде бы карими), с тонкими губами, кривыми зубами, лицо сердечком.

– А-а-а! – заголосила она от разочарования и неожиданности. Какие-то живодёры ставили над ней опыты!

Хрюша в противоположном углу зашевелился, намекая, что предпочитает тишину. Такая весомая причина убедила Томку, что предаваться печали следует тихо, желательно молча и не тревожа других.

***

Казалось, она находится в заключении уже вечность. Из-за долгого голодания Тамара мёрзла, сил совершенно не осталось. Хотелось свернуться калачиком и уснуть навсегда.

Тот кусок, которым поделился щедрый сосед по загону, был давно уже съеден… самим соседом. Судя по выражению морды, он обиделся на пренебрежение к его угощению. Зато воды вдоволь. В поилку по узкому желобку стекал тонкий ручеёк, наполнявший её по мере опустения.

Единственное, что сейчас Тому трогало до глубины души – это упорство мутанта, с которым он отказывался признавать её едой. Смирившись со своим положением, она теперь добровольно чесала ему морду, которую зверь для удобства стал класть ей на колени.

Его скотская нежность и забота давали силы отгонять от себя всё чаще посещавшие мысли о самоубийстве.

Обессиленная Томка тихонько лежала в углу, в котором из-за щелей было больше свежего воздуха. Лежала рядом с ним, прижавшись к жирной спине, и грелась. Звериный живот начал снова издавать сигналы о потребности в еде, но пока чудовище мужественно, почти стоически игнорировало голод.