Джон потрясенно молчал.
– Почему он это делает, Шерлок? – спросил наконец он, когда они снова двинулись в путь. – Почему издевается?
– Ну он демон потому что… Ну и что-то в тебе, видимо, такое есть. Он почему-то не хочет, чтобы мы узнали, кто ты.
– А великий детектив, как ни обещал мне, так и не смог узнать мое имя! – в Ватсоне закипало раздражение, которое он, помимо своей воли, попытался выплеснуть на друга.
– Да почему? Я знаю твое имя, – невозмутимо ответил Холмс.
– Что?!. – Ватсон задохнулся от возмущения. Казалось, потрясения этой ночи никогда не закончатся. – И ты молчал?!.
– Ты не спрашивал, – пожал плечами Шерлок и тронул коня.
– Что значит?!. Что значит «не спрашивал»? – закричал ему в спину Джон, пускаясь за ним. – Да я тебя попросил узнать это!
– Ты попросил меня узнать свое прошлое, а не свое имя. Это все-таки не одно и то же, – назидательно сказал Холмс.
– Шерлок, я тебя сейчас свяжу и Мориартиусу отнесу! Говори, что ты знаешь!
– Господи, Джон, я устал повторять: я знаю твое имя!
– Говори!
– Джон!
– Имя! Назови имя, Шерлок!
– Джон!
– Шерлок!!!
– Черт тебя дери, Джон, я все время называю твое имя! Тебя зовут Джон! Почему у самого великого детектива в мире самый тупой помощник?!
– Джон… – выдавил Ватсон. – А фамилия?
– Я имя только знаю.
– Ты… Ты издеваешься?!
– Ох, ну почему? Почему ты все время пытаешься представить себя жертвой того, что делаешь сам, Джон? Это же элементарно! Я, конечно, сам никогда никому не стирал память и не создавал ложной личности, но я знаю, как это делается. Имя, само имя при этом стараются сохранить. К имени человек привык, он откликается на него всю жизнь. А фамилию заменить гораздо легче. Поэтому я с уверенностью в 99% говорю, Джон, что тебя зовут – Джон!
***
На Бейкер-стрит они прибыли вконец измотанные. Всю дорогу Холмс, видимо, пытаясь подбодрить Ватсона, рассказывал о тех новых делах, которые к нему поступили за время праздного времяпрепровождения Джона в замке и к которым они вдвоём могут приступить, когда вернутся. Несмотря на неудачу, он находился в каком-то радостном возбуждении. Видно было, как он рад, что сможет разгадывать новые головоломки.
Ватсона же эти дела совершенно не трогали. Не только потому, что они ему казались настолько несущественными, что он их даже запоминать не стал. В первую очередь – потому, что он хотел переварить то, что узнал за последнее время. Поэтому он даже не пытался отвечать или хотя бы показывать хоть какую-то заинтересованность в беседе – Холмса, впрочем, это абсолютно не заботило; похоже, его полностью устраивало, что он, по сути, рассуждает сам с собой по поводу пропажи зубной феи у девочки или чего-то в этом роде.
…Итак, его зовут Джон. Джон! Он почувствовал, насколько большое облегчение доставило ему это почему-то. Джон!.. Так же, как он и привык себя называть, так же, как он и привык слышать от людей.
Еще и еще раз он пытался углубиться в свои воспоминания, чтобы найти в них то, что было до Афганистана. И не мог, не мог этого сделать… Видимо, те неизвестные, которые стерли ему память, потрудились на славу.
Он из Фулворта! Но он ничего не помнит об этой местности, ровным счетом ничего… И даже то, что он побывал в этих местах, ничего в нем не всколыхнуло.
Так… У него есть брат! Или был… Который подарил ему часы… Но он ничего, совершенно ничего не помнит и о нем… Как его звали? Как-то на «О». И видимо, так же звали его отца… Имен на «О» в английском ведь мало, а значит, можно вычислить. Освальд? Оливер? Оскар? Оуэн? Орсон?… Что еще?.. Осборн, может быть?.. Ни одно из этих имен не отдавалась в его душе чем-то особенным…