Несколько девушек посмотрели на меня. Каждый раз, когда это случалось, у меня резко повышался уровень серотонина, и серотонин разлетался по моему телу.

Я был привлекательным. Я был симпатичным. Я стал всем, кем хотел стать. Я очень напряженно работал для этого – над лицом, телом, надо всем. Ушли те дни, когда Джейс Боланд был худым и тщедушным и напоминал прутик.

До того, как я успел открыть рот, Блю шлепнула ладонью по моему письменному столу, словно пробудившись ото сна и подняв тело.

Она произнесла слово.

Одно слово, из-за которого получилась перегрузка серотонина.

Одно слово, которое никогда никто не говорил мне на протяжении всей моей жизни. Слово, которое я страшно хотел услышать. Слово, которого не существовало в моих ушах.

– Мой.

Глава пятнадцатая. Блю

Четвертый курс,

четвертая неделя – настоящее время


– Мой.

Его пальцы находились так близко от моей руки, так близко… Если бы я совсем чуть-чуть вытянула свой мизинец, то коснулась бы им его большого пальца.

– Хорошо, – кивнул он.

Я победила.

Девчонка из соседнего двора явно погрустнела. Вероятно, она надеялась стать его партнершей – я понятия не имела, в каком иллюзорном мире она живет, черт ее побери.

– Какой вопрос ты хочешь взять? – спросил Джейс, открывая «Гугл Документы». – Я думаю, номер два. Он самый простой, если ты читала заданное.

Упс.

Он склонил голову набок и прищурился.

– Ты готовилась к занятиям, Блю?

Наверное, меня поймали с поличным. Я признаю свое поражение.

– Слишком много бокалов…

– Просекко. Понял, – бросил он, в последний раз взглянув на проектор перед тем, как начать печатать.

– Знаешь ли, я могу помочь. – Я склонилась поближе, перечитывая вопрос. – Я раньше читала Креншоу [15].

– Но сейчас-то дело не в том, что было раньше.

– Почему ты грубишь?

Этот вопрос выскользнул у меня изо рта, но я об этом не жалела. Джейс вел себя как козел, и его нужно было поставить на место.

Он засмеялся, ну, скорее, фыркнул. Это было очень снисходительно.

– Ты попросилась ко мне в пару, но не готовилась к занятиям. Ты ожидаешь, что я сделаю всю работу?

Пошел бы. Этот. Парень…

Пока Джейс печатал, я молча сидела, скрестив руки и анализируя ситуацию. Самое простое, что я могла сделать, – это не смотреть на него. Может, он и был прав, но это можно было сказать по-другому, повежливее. Мне нравятся прямые люди, черт побери, я сама такая.

Прямая, но не резкая.

Есть разница.

Прошло десять напряженных минут, во время которых ничего не происходило. Затем профессор Флауэрс хлопнула своими сухими костлявыми ладонями и начала задавать вопросы парам.

Я то включалась, то выключалась, пока дело не дошло до девчонки из соседнего двора. У нее был успокаивающий голос, как у ангела или священника. Каким бы гребаным образом на это ни взглянуть, она казалась невинной.

Мужчины любят невинных девушек.

Они получают удовольствие от странных вещей. Например, лишение кого-то девственности считается главным трофеем, они ставят такую цель, а если тебя кто-то уже касался, то ты в некотором роде гребаная шлюха.

Наблюдение за ней доводило меня до белого каления. У нее были идеальные кисти рук, симметричное лицо, она была миниатюрной и хрупкой, как стеклянное зеркало.

В некотором роде, возможно, мы с ней были одинаковыми.

Ломкими.

– Итак, Блю и Джейс. – Профессор Флауэрс обратила внимание на нас. – Какой вопрос вы выбрали?

– Вопрос номер два, – ответил Джейс. За себя, не за меня.

– И что вы скажете по поводу прочитанных работ Креншоу?

Джейс начал что-то говорить, но мне хотелось зашить его идеальный гребаный рот ниткой с иголкой.

И именно это я и сделала.