Брэмхен что-то заговорил и анализатор тут же перевёл:

− Можешь забирать свой прибор, но всё остальное ты должна отдать.

− Хорошо. Только я оставлю себе еду и воду.

− Лекарства ты называешь едой, – заулыбался Брэмхен, и все вокруг тоже расплылись в улыбках.

«Надо же, – подумала Мэлэу, – они улыбаются также, как и мы».

− Мой желудок должен приспособиться к вашей еде. У космонавтов своё питание. Я не смогу сразу перейти на вашу пищу.

− А если бы ты выпала из своего гнёздышка без своих лекарств, что бы ты тогда ела?

− Я бы потихоньку входила в ваш рацион.

− Ну вот и входи, – засмеялся Брэмхен.

Он опять подал знак рукой, к Мэлэу подошло несколько человек, и она поняла, что должна идти с ними.

Они отвели её в какую-то комнату без окон, находящуюся на несколько уровней ниже того зала, где проходил обед. Возле двери осталось двое, скорей всего мужчины, в комнату вместе с ней зашли четверо женщин. Анализатор перевёл их просьбу снять с себя абсолютно всё и надеть какой-то балахон.

Мэлэу исполнила их просьбу. Когда она осталась совершенно нага, нисколько не стесняясь этого, анализатор перевёл, что женщины-аборигены восхищаются её фигурой, удивляются полному отсутствию волос и ногтей. Мэлэу улыбнулась и объяснила им:

− Волосы и ногти – это атавизм. Современным людям, особенно космонавтам, они просто не нужны. Не нужно тратить время на их обработку. И если в первобытное время волосы давали людям тепло, а ногти нужны были, чтобы рвать пищу, то современных людей обогревает специальная одежда, а пищу рвать вообще нет необходимости.

− Удивляются, – перевёл анализатор забавное клокотанье, которое издавали женщины-аборигенки.

Когда Мэлэу передала им всё, что у неё было, включая капсулу с водой и капсулами питания, они низко поклонились ей и так в поклоне вышли из комнаты.

Мэлэу понимала, что за ней будут наблюдать, поэтому переключила анализатор на полную работу – связь со спутником и маяками, обработку входящей информации, слежение за работой её организма. Она не собиралась сидеть и ждать пока её «хозяева», каковыми посчитали себя аборигены будут исследовать её вещи, да и её саму. Она решила медитировать, как её научили, в случае попадания в экстремальную ситуацию.

Она легла на подобие топчана и начала медитировать, поручив анализатору передавать в её мозг всю информацию, заслуживающую внимания. Прежде всего относительно нахождения корабля.

Несколько раз в комнату заходили женщины-аборигенки, приносили воду и еду, источавшую ужасный аромат. Поскольку в комнате воздух и так был спёртый, анализатор попросил их больше не приносить еду. Женщины, по-видимому, передали эту просьбу Брэмхену и некоторое время они приходили в комнату, смотрели на неподвижно лежащую Мэлэу и уходили.

Прошло несколько дней и в комнату пришёл Брэмхен со свитой. Один из аборигенов подошёл к Мэлэу, положил ей на грудь какой-то предмет, взял её руку в свою и что-то сказал через некоторое время.

− Он сказал, что ты умерла, – перевёл анализатор.

Мэлэу послала короткий сигнал и анализатор перевёл собравшимся то, что она приготовила до своей медитации:

− Я медитирую, я могу находиться в таком состоянии достаточно долго без еды и воды, пока вы исследуете мои вещи. Когда вы закончите, дайте мне знать, и я выйду из этого состояния и смогу с вами общаться.

Аборигены заклокотали, сбившись в кучу. Только Брэмхен, который вначале тоже испугался, но быстро изобразил спокойствие, поднял две руки вверх, а остальные руки прижал к груди и изрёк долгую речь.

− Он подаёт знак, что всё в порядке и ты можешь ожить, – анализатор, как всегда, переводил коротко и ясно.