– Бредни какие, – сказал Фриденсрайх. – Вы это только что выдумали.

– Баронесса права, – пробормотал Йерве, опуская голову. – В восьмом томе «Сносок» Клавдия Дотошного, одиннадцатого настоятеля Свято-Троицкого монастыря, канонизированного семь столетий назад, святого покровителя прибрежной провинции Намил, так и сказано: показания малолетнего свидетеля не рассматриваются в суде.

– О, господи, мальчик! – стукнул дюк кулаком по Библии. – Зачем ты учил латынь?

– «Сноски» писаны на эллинском языке, – вздохнул Йерве.

– Вот! – подняла к потолку указательный палец хозяйка дома.

– Однако, господа, – продолжил Йерве, выступая вперед, – не все столь однозначно. Если найдется Нибелунге названный защитник, маркграф волен скрестить с ним оружие.

– Я не стану искать ей защитника, – поспешно заявила баронесса.

– Сир, – пролепетала старшая Эдда, обращаясь к дюку. – Быть может, вы будете готовы защитить честь моей дочери?

– Судья не может быть одновременно и защитником. Не так ли, Йерве? – с надеждой спросил дюк.

– Не может, – ответил юноша.

– Может ли женщина быть защитником? – вдруг спросила Беовульфа, сестра Нибелунги.

– Не нужны мне никакие защитники! – вскричала Нибелунга. – Я хочу выйти замуж за маркграфа!

– Женщина может выступить защитником, – ответил Йерве. – Но только в том случае, если удалится после поединка в монастырь и примет постриг.

– Невероятно, – заметил Фриденсрайх. – Где ты это вычитал, юноша?

Йерве собрался было рассказывать про третий том «Адских искуплений» святого Иеронима из Босха, но дюк пресек его нравоучительные намерения.

– Ты станешь драться с женщиной, Фрид-Красавец?

– Мне не привыкать, – усмехнулся маркграф. – Сударыня, вы готовы воевать со мной, а затем принести монашеские обеты?

– Готова, – ответила самоотверженная Беовульфа. – Все лучше, чем отдавать юную девушку сломанному человеку. Простите меня, матушка, но вы перешли все границы дозволенного. Да и разве этот дом хоть чем-нибудь отличается от монастыря?

– Я не стану с ней драться, – сказал Фриденсрайх. – Жаль убивать такую женщину.

– Что же ты предлагаешь? – спросил дюк.

– Юноша, – обратился маркграф к Йерве, – не готов ли ты вступиться за честь Нибелунги?

Йерве показалось, что он перестал понимать не только увиденное, но и услышанное.

– Что вы сказали, сударь?

– Я сказал, что с радостью позволю тебе завершить недоделанное и убить меня окончательно. Надеюсь, ты уже понял, что кроме несчастий, тебе нечего от меня ожидать. Боюсь, что и мне от тебя тоже. Давай же покажем Року, что мы сильнее его, и проявим, наконец, свободу воли.

– Фриденсрайх фон Таузендвассер! – загремел дюк, стуча Библией по столбику кровати. – Я приказываю вам молчать! Давно следовало пресечь этот фарс. Хоть я и не сведущ в крючкотворстве, подобно Йерве, все же помню, что из таких ситуаций существует еще один выход, который очевиден каждому, кто еще способен мыслить трезво. Если найдется другой жених для Нибелунги, все остальное превращается в бессмыслицу.

– Я готов взять ее в жены, – провозгласил Йерве не задумываясь, назло Року и всем отцам.

– Нет, – произнес дюк так, что стены задрожали. – Она выйдет за Гильдегарда.

– Что? – переспросил Йерве.

– Давно пора было их обручить. Тот, кто нарушает священную клятву молчания, навеки повязан узами с тем, с кем совершил преступление.

– Сударь! – вскричал Йерве. – Речь идет о вашем родном сыне!

– Мой сын нарушил клятву молчания. Не мне его прощать.

Сказал, сплюнул три раза на Библию, прижал переплет ко лбу и вернул книгу баронессе. Неотменимый жест.

– Опомнись, Кейзегал Безрассудный, – вмешался Фриденсрайх. – Молодости присущи ошибки. Кто из нас их не совершал? Черт вас всех забери, да я возьму эту Нибелунгу в жены, раз она так к этому стремится. Мне не осталось, о чем сожалеть.