– Я, может, сам по себе.

– И тоже… фьюить!

– Спятил? – радостно переспросил Митяй. – Я тоже так думал. А когда ты играть начал, засомневался. Тетрадочку полистал – ясно стало, как день. И вот этот ещё подарочек, – Жмуров достал из кармана блеснувший воронёными гранями «вальтер».

Вот когда Ефим протрезвел окончательно.

– Попросили поговорить с тобой по-человечески. Сами они, понятно, по-человечески ни бельмеса не соображают, умеют только советовать и горы золотые обещать. А ты, кореш, и вовсе загадочной пташкой становишься. Биополе мощное. Даже, говорят, укокошить можешь запросто – биополем своим, направленным эмоциональным лучиком.

«Внимание!» Ефим отметил, что последнее предложение Митяй сказал, не разжимая губ. Себе сказал, понял Ефим. И не произнёс, а подумал! Ценная информация…

– Слёзную просьбу просили передать: не вступай, Ефимушка, в контакт со своими филантропами-покровителями. Чревато это для всех нас. Перепилили тебе перегородку между мозгами – и будь доволен. Наслаждайся и ни гу-гу, понял? И так прожить можно. Твой гений и мой практический опыт. Миллионерами станем!

– Играешься? Нехорошо, Митяй. Брось игрушку, глаза мозолит… Тебе только дай волю.

– Ишь ты, герой. – Жмуров стоял, широко расставив ноги, в его глазах застыл испуг, и рука, державшая «вальтер» на уровне живота Ефима, неуверенно вздрагивала. – Я ведь не шучу, дурак. Последний раз спрашиваю.

– Все это чушь, тебе не кажется? – Ефим старался казаться спокойным. – Нам это снится, понимаешь? Или ты веришь в летающие блюдца?

Митяй вытащил из кармана толстую пачку денег.

– Если мне и это снится, – произнёс он дрожащим голосом, – то тем более не стоит просыпаться.

Ефим, чувствуя презрение к собеседнику, ещё раз вгляделся в осунувшееся лицо негодяя, затем решительно повернулся и пошёл прочь. Но вдруг новым внутренним зрением увидел медленно поднимающееся чёрное дуло за спиной. Он резко оглянулся. И увидел, как встретившись с его глазами, Жмуров попятился, выронил пистолет и, ломая кусты, завалился навзничь.

Ошеломлённый Ефим подошел к нему, присел, нащупал пульс и облегченно вздохнул: жить будет.

Жена была дома. Она сидела в кресле перед телевизором. – Здравствуй, Мария. – Здравствуй, Ефим.

Голос был холоден, и лицо жены казалось вылитым из голубоватого льда. Ефим, стараясь не шуметь, на цыпочках пробрался в кухню и приступил к розыскам съестного. Правая услужливо помогала.

«Может, она смирилась с Марией? Эй, как тебя там? Понравилась тебе моя жена?» Правая положила батон белого хлеба на стол и описала в воздухе вопросительный знак. Не разобралась ещё, усмехнулся Ефим.

«Любопытно, как мы будем спать втроём, причем одна женская душа будет в мужском теле!»

– Картошки, конечно, не принёс. Где ты был? – Мария вошла в кухню в тот момент, когда Правая недвусмысленно стучала пальцем по Ефимову лбу. – Это ты мне?

– Да нет, задумался. На даче был.

– Чувствуется, – и её ротик с вздернутой верхней губой превратился в тонкую надменную полоску. Но глаза стали грустными, и у Ефима защемило сердце.

– Да это… – замялся он, – это так… Митяй затащил к себе. Я ему сыграл Бетховена. – Правая толкнула. – Нет, Моцарта на рояле. Им понравилось, особенно Елене Владимировне. Помнишь Елену Владимировну?.. Полстакана, даже меньше. Честное слово!

– С полстакана Моцарта на рояле играл? – притворно удивилась жена. – Проспись лучше, позорище!

– Но я, правда, играл. Я могу и сейчас сыграть. Жаль, что у нас нет рояля.

Глаза Марии в испуге округлились.

– Ненормальный. Ешь. Раскладушка на лоджии, – она повернулась и поспешно ушла в большую комнату. Одна проблема была пока автоматически решена: с тройственным интим-союзом есть объективная причина повременить.