Началась смертельная в своей простоте игра: тот, кто оступится или замешкается, тот и проиграл. У адептов, пытавшихся обойти Колю с двух сторон, было преимущество в длине оружия, чем они и пользовались – размахивали топорами от души. По-прежнему стоять спиной к забору смысла не было – зажмут и порубят, и Николай обманным броском сумел вырваться на дорогу. Краем глаза он увидел, что Антон тоже отскочил от стены. Что ж, теперь можно и побегать

Коля хотел растянуть нападавших, чтобы попытаться разделаться с ними поодиночке. Но едва повернулся, как один из мужиков – здоровенный, как медведь, с хеканьем метнул в него свое оружие. Наверняка он рассудил, что даже если топор не вонзится лезвием, то всяко нанесёт травму, а затем напарник добьёт раненого. В общем-то, он оказался прав, почти так всё и произошло.

Николай не успел уклониться, и топор со страшной силой ударил его обухом в грудь, вдобавок, больно приложив рукоятью по подбородку. От резкой боли дыхание сбилось, а из глаз брызнули слёзы. В следующий миг другой черноповязочник, занося оружие над головой, рванул в атаку, и оглушенный болью Николай инстинктивно бросился нападавшему в ноги.

Адепт на полном ходу перелетел через него и со всего маху грянулся на дорогу, подняв тучу пыли. Коля же, зарычав от зверской боли в груди, извернулся, вцепился в одежду оглушенного противника и несколько раз наугад ударил его ножом. Рукоять вдруг стала скользкой от крови и Николаю пришлось как следует раскачать свое оружие, чтобы не оставить его в ране. Затем он оттолкнул поверженного врага и попытался быстро, как ему казалось, подняться, но не успев разогнуться, получил несколько жестоких ударов в лицо. Перед глазами вспыхнули сверхновые звезды, он услышал яростное сопение у самого уха, ощутил на лице тошнотворное луковое дыхание, потом кто-то страшно, до звона в ушах закричал и Николай из последних сил ткнул ножом вслепую – скорее, из упрямства, чем от желания победить. В следующий миг скользкая рукоять вырвалась из рук, крик стих, затем пыльная дорога ткнулась ему в ухо, и это было последнее, что запомнилось Николаю, так как сознание, наконец, милостиво погасло, избавив его от мучений.

Он пришёл в себя от шлепков по щекам. Вяло ругнувшись, он открыл глаза и увидел встревоженное лицо Антона.

– Живой? – обеспокоенно спросил друг.

– Частично, – невнятно пробормотал Коля. Он подвигал вправо-влево челюстью и поморщился – лицо немилосердно пекло, заплывший глаз едва видел, в ушах шумело. – Как сам?

– Ни царапины, – похвастался Антон.

Николай осторожно сел, и, когда головокружение прекратилось, осмотрелся. Рядом с ним лежали двое, чуть поодаль – ещё один. Убитый арбалетным болтом скрючился в позе зародыша у забора. И метрах в пяти дальше ничком прилег последний матвеец. Никто из них не подавал признаков жизни. Похоже, они положили всю пятерку. Или нет?

– Идти сможешь? – спросил Антон. – Скоро тут будет жарко.

– Уж куда жарче, – ответил Коля и поднялся. Грудь прострелило острой болью, он пошатнулся и с трудом удержался на ногах.

– А кто это так орал? – спросил он, отдышавшись

Антон удивленно посмотрел на него.

– Ты.

Николай с трудом сплюнул комок пыли и поморщился от боли – губам тоже досталось.

– Ты вот что, Антоха, нож мой найди. Я, если наклонюсь, не разогнусь больше. И арбалет мне дай, а ружьё сам неси. И болт забери – нам следы ни к чему.

– Уже забрал, – друг похлопал по брезентовому колчану на поясе.

Пока Николай трясущейся рукой заталкивал нож в ножны, пока боролся с волнами тошноты, Антон успел по-быстрому обшарить мертвецов, особое внимание уделив тому, кто изначально был с двустволкой.