– Ладно, давай уж и тебя обниму, хоть ты и паразит, конечно.

Илья усмехнулся – с тех пор, как он случайно увидел ее в объятиях Антона Муромцева, его отношение к этой «зловредной рыжей стерве» как-то незаметно для него самого изменилось.

– Хороший ты человек, Ритка, – с чувством произнес он, – ведро б тебе только на голову, чтобы не слышать, что ты говоришь.

Рита улыбнулась и легонько тряхнула рыжими волосами.

– Я уезжаю, так что ты вряд ли скоро услышишь мой голос. Береги мою сестру, а то я тебя и с того света достану. Каринка, Жоржик проснулся? А то меня внизу ждет машина.

– Сейчас принесу тебе его попрощаться, – Карина выбежала из комнаты, а Илья, оглянувшись, крепко стиснул руку Маргариты.

– Послушай, я хотел тебе сказать…

– Не надо, – перебила она.

– Ты даже не представляешь, какой он! Он – чудо. И он страдает, я же вижу.

– Я знаю, Илья, не нужно.

– Но почему – ведь он тебя…

– Илья, все! Забудь о том, что ты видел, этого не было.

– Как хочешь, – он вздохнул и отступил, – прости, мне очень жаль.

– Мне тоже, но изменить ничего нельзя. Скажи, ты когда уезжаешь в Германию?

– Десятого, уже точно. Так боюсь оставлять Карину одну!

Карина вошла с Жоржиком на руках и, услышав последние слова Ильи, улыбнулась.

– Илюша, не надо за меня бояться. Ритуля, целуй племянника и скажи ему, что тетя скоро приедет. Пожалуйста, сестричка, больше не исчезай так надолго!

Маргарита коснулась губами нежного лобика ребенка и изменившимся голосом сказала:

– Смотри, а у Жоржа глазки голубые – как у этого твоего паникера, – она кивком указала на Илью. – Хорошо еще, что он за тебя волнуется – пусть попробует не волноваться!

Погрозив пальцем, она вернула сестре ребенка и почти выбежала, хлопнув дверью, чтобы они не увидели слез на ее глазах.

– Твоя сестра в своем амплуа, – вздохнув, произнес Илья и осторожно взял у Карины сынишку, – но я и вправду волнуюсь – так не хочется от вас уезжать!

В день отъезда тревога Ильи превратилась в панику – накануне в Москве взорвали дом на улице Гурьянова. Шагая по комнате большими шагами, он говорил:

– Боже мой, а если б это был наш дом? Если б я уехал, а ты с ребенком осталась… Нет, я никуда не поеду, пусть катятся к черту!

– Успокойся Илюша, ты слишком много работал в последнее время. Меня с гораздо большей вероятностью может пришибить этот стеллаж – ведь ты его так и не закрепил. Иди и укладывай вещи в дорогу, у тебя вечером поезд.

Илья помрачнел, но вместо того, чтобы укладывать вещи, отправился закреплять стеллаж. В тот момент, когда он дул на зашибленный молотком палец, Карина принесла ему телефонную трубку.

– Тебя. Твой дядя.

Илья, продолжая вбивать гвоздь, прижал трубку к уху плечом и тут же выругался:

– Черт бы тебя побрал! Нет, дядя Андрей, это я не тебе, это я палец молотком пришиб.

– Ты что, молоток в руки взял? – изумился Воскобейников.

Он впервые звонил племяннику по домашнему телефону Карины и уже с самого начала, разговаривая с ней, чувствовал себя очень неловко. Однако известие о том, что Илья, не отличавший гвоздя от шурупа, взялся что-то мастерить руками, повергло Андрея Пантелеймоновича в такой шок, что он на какое-то время умолк и даже забыл, что хотел сказать.

– Я решил стать мужчиной, – гордо объяснил Илья, – уже кран починил. Так что, если тебе что-то надо по дому, ты только скажи. Унитаз не надо поменять?

– Нет-нет, спасибо, я по другому вопросу. Ты куда пропал? Мобильник выключен, на работе телефон не отвечает. Ты ведь сегодня уезжаешь, почему не позвонишь? Прячешься?

Илья смутился – он действительно прятался от звонков Лили – и промямлил: