– Сдам сессию, закончится практика, и будем решать, что делать, – говорил Илья, – я схожу в ЗАГС, может быть, в нашем случае разрешат регистрацию. Тогда, наверное, нужно будет ехать к твоей маме.

– Что ты Илюша, она сразу умрет, если меня такой увидит, – Ольга показала на свой значительно выросший за последние недели живот.

– Ладно тебе, она не маленькая – знает, откуда берутся дети, – хмыкал он, целовал ее и вел домой – нужно было садиться за подготовку к очередному экзамену.

В первой половине июля отец Ильи Семен Александрович уехал в командировку в Уфу, предупредив домашних, что на обратной дороге заедет в Свердловск навестить заболевшего дядю, а домой вернется через неделю. Однако, в тот день, когда Илья сдал отчет по летней практике, из Свердловска пришла телеграмма «Несчастный случай зпт Семен лежит черепно-мозговой травмой». Насколько тяжела была травма, и где он лежит было совершенно неясно. Виктория залилась горючими слезами и, держась за сердце, без сил распласталась на диване.

– Илья, Илюшенька, что же с папой? Он ведь там совсем один! В телеграмме написано про несчастный случай. Господи, и телефона-то у дяди нет, а разговор с ним не закажешь, он глухой. Сколько раз прежде Семен пытался ему позвонить, поговорить – ничего не слышит и не понимает. Оленька, – впервые обратилась она к выбежавшей на ее причитания и испуганно смотревшей девочке, – видишь, детка, горе у нас какое! Сейчас побегу в аэропорт, может быть, даже сегодня вечером улечу! Вы уж тут без меня… – она приподнялась, но, внезапно схватившись за сердце, повалилась обратно на диван, закатив глаза и стащив судорожно сведенными пальцами со стола скатерть вместе с тарелками.

Разбитые тарелки напугали Илью больше всего – мать всегда тряслась над посудой. Он побледнел и бросился, было, вызывать «Скорую», но Виктория уже пришла в себя и, протянув к нему руку, попыталась сесть.

– Илюшенька, помоги мне подняться и собрать кое-какие вещи – нужно срочно лететь.

– Я сам полечу – сегодня же, – решительно возразил Илья, – только Оля…

– Илюшенька, – Виктория прижала руку к груди, – нет, сыночек, я должна сама…

– Сказал – полечу я! Посмотрю, что там с папкой, привезу его. А ты следи за Олей.

– Сынок, родной мой! Совсем мужчиной стал! Конечно же, я присмотрю за нашей девочкой! Неужели ты думаешь, что в доме твоей матери мать твоего ребенка будет в чем-то нуждаться!

Они вместе с Олей смотрели в окно, как Илья торопливо шел к вызванному такси.

Потом Виктория повернулась и заключила девочку в свои объятия.

– Дорогая моя девочка, хорошо, хоть ты в этот час со мной! Пойдем, поешь – тебе теперь нужно есть за двоих! – невзирая на возражения Ольги, уверявшей, что совсем не голодна, она повела ее на кухню, потом взглянула на часы и взяла авоську.

– Схожу в овощной магазин, а то уже скоро закроется, а тебе нужны фрукты. Нет, нет, – остановила она, поднявшуюся было Ольгу, – ты ешь, а я сама все куплю и принесу, тебе нельзя носить тяжести.

Виктория зашла в магазин, купила картошки и, воровато оглянувшись, шмыгнула в стоявшую на углу телефонную будку.

– Все, – сказала она, набрав номер и услышав в трубке голос брата, – он улетел. Дальше что будем делать?

Родители Маргариты Чемия поженились, будучи студентами. Мысль о браке пришла к ним, как ни странно, в день смерти Сталина. Когда секретарь комсомольской организации Азербайджанского индустриального института (сокращенно АЗИ) собрал трепещущих от горя и прочих чувств студентов, чтобы вместе с ними найти подходящие к случаю слова, Георгий Чемия тихо сжал руку стоявшей рядом с ним Нины Лалаян и прошептал: