– Жалко, – вздохнул Алеша и снова с интересом потрогал блестящую пуговицу. – Тогда купи мне ролики.

– Так зима же скоро, – удивился Виктор, – тебе коньки, наверное, лучше.

– Нет, коньки неинтересно – в них ничего нет, одни железки. А ролики я открою и посмотрю внутри, как они крутятся.

Через месяц после свадьбы Тамаре позвонила подруга и позвала в кино на вечерний сеанс. Когда Виктор, придя с работы, увидел, что жена приоделась и разглядывает себя в зеркале, он сердито сдвинул брови.

– Ты куда это собралась?

– Меня девочки в кино позвали, Витя, я сейчас вас с Лешей ужином покормлю и на восьмичасовой сеанс побегу.

– Иди уж, я сама их накормлю – только разогреть ведь, – улыбаясь, сказала свекровь.

Виктор слегка прищурился и оглядел жену.

– Никаких кино, ясно? Раздевайся и ступай на кухню.

– Но, Витя, – она растерянно посмотрела на него и опустила руки, в которых держала новенькую сумочку из крокодиловой кожи, – меня же ждут. Девочки уже билеты купили.

– Ничего, подождут, – отрезал он, – и больше никуда не смей без меня ходить, поняла? Хочешь в кино – я сам с тобой в субботу схожу.

– Что ты, сынок, – обеспокоено вмешалась Нина Ивановна, – она же молодая, не может целыми днями без людей в четырех стенах сидеть и одной стиркой заниматься.

– Все, я сказал! – он рубанул по воздуху рукой. – Сняла пальто и пошла на кухню!

– Не надо, мама, – тихо сказала Тамара попытавшейся возразить свекрови, – как Витя говорит, пусть так и будет. У нас на селе принято, чтобы жена мужа слушала.

Она надела халат и пошла готовить ужин. Виктор ничего больше не сказал, но на следующий день купил и принес в подарок жене золотое кольцо с бриллиантом.

– Примерь, на твой размер брал.

Кольцо подошло, но Тамара почему-то не испытала радости.

На заводе Виктор неплохо зарабатывал. Перейдя на другую работу, он стал получать еще больше, но теперь часто нервничал, и у него опять временами дергалась щека. Один раз он сорвался из-за пустяка и с размаху дал жене пощечину.

– Сколько раз говорил не вынимать у меня ничего из рубашки!

– Так в стирку же, Витя, – Тамара проглотила слезы и прижала руку к горевшей щеке, – я все сложила, положила, вон, на шкаф. Сейчас тебе принесу, подожди.

Она принесла аккуратно сложенные в бумажник записки, фотографии и немного заржавевший ключ. Муж небрежно сунул все это в карман чистой рубашки и, даже не взглянув на нее, бросил:

– Ладно, иди.

Тамара вышла на кухню и задумалась. У них в семье отец часто замахивался на мать, а брат поколачивал свою жену. На следующий день после драки сноха буквально летала по дому и, отчаянно фальшивя, напевала песни из репертуара Людмилы Зыкиной, а Тамаре, как-то раз выразившей ей сочувствие по поводу фингала под глазом, ухмыльнувшись, сказала:

– Замуж выйдешь – поймешь. Мужики, они, такие – им в себе силу надо почуять. Днем крепче бьет – ночью крепче любит.

Тогда Тамара не приняла слова невестки всерьез, но теперь, вспомнив тот давний разговор, решила, что не хочет такого – не нужно ей любви, если муж будет бить ее по лицу. Ночью она отодвинулась на край кровати и получше подоткнула под себя одеяло. Виктор протянул было руку ее обнять, но не получил ответной ласки. Он провел ладонью по сжавшемуся в комок телу жены, потом по ее мокрой от слез щеке.

– Ну, чего ты? Обиделась? Ладно, спи, не буду тебя трогать.

С тех пор Виктор никогда не поднимал на нее руку, но однажды обругал нехорошим словом. Тамара вспыхнула, и, выпрямившись во весь рост, очень тихо сказала:

– Еще раз назовешь меня так – оставлю тебе все твои шубы с золотом и уйду, в чем пришла. Я к тебе чистая в постель легла, и таких слов не заслуживаю.