Воскобейников дернулся, как от удара, – юная нахалка словно повторила его мысли. Виктория вопросительно посмотрела на брата:

– Андрюша, ведь ты же можешь попросить Люду, чтобы она никому не говорила, правда? Эта Ольга уехала, про ребенка ей неизвестно, зачем Люде все это ворошить?

Андрей Пантелеймонович молчал, и лицо его было мрачнее тучи.

– Видите? – повернувшись к Виктории, с исказившимся лицом закричала Лиля. – Ваш брат молчит!

– Андрей, почему ты молчишь, – взмолилась Виктория, – скажи что-нибудь!

– Что я могу сказать, – лицо его теперь казалось совершенно измученным, – я не знаю, как поступит Люда в этой ситуации. Может, свяжется с Ольгой, может, расскажет все старику Баженову. Через неделю у нее кончается отпуск, и она вернется, я с ней связывался по телефону. Не знаю, что тут можно сделать.

На некоторое время воцарилось молчание, которое нарушила Лиля:

– Вам нужно немедленно избавиться от девчонки!

– Как? – с досадой пожал плечами Андрей Пантелеймонович. – Хорошо, я признаюсь, что это не мой ребенок, что произошла ошибка. Меня поймут, думаю, – он со стоном схватился руками за голову и начал раскачиваться из стороны в сторону. – Бедная Инга, бедная моя Инга! Она всего лишь несколько дней была счастлива. Боже мой! Боже мой!

Лиля в бешенстве вскочила на ноги и встала над ним, уперев руки в бока.

– Да вы что с ума сошли? Кому признаться, в чем признаться? – зашипела она. – Не признаваться нужно, а просто убрать эту девчонку! Вы же сами врач, что вы – ничего сделать не можете?

Андрей Пантелеймонович был настолько ошеломлен, что отчаяние его на какой-то момент отошло на второй план.

– Ты что, меня убийцей считаешь? – рявкнул он и с угрожающим видом поднялся, но в тот же миг вновь рухнул в кресло, потому что колени его вдруг затряслись, а все тело охватила невероятная слабость.

Встревоженная Виктория сердито посмотрела на подбоченившуюся Лилю.

– Ты понимаешь, что говоришь? Андрей коммунист, ответственный работник.

– А присваивать чужого ребенка коммунисту можно, да? – Лиля ехидно прищурилась.

Андрей Пантелеймонович сумел взять себя в руки.

– Если ты знаешь о совершенном мною преступлении, – ровным голосом произнес он, буравя ее насмешливым взглядом, – то пойди и заяви. Ну? Вперед!

Шмыгнув носом и поджав губы, Лиля отвела глаза и вновь опустилась в кресло.

– Знаете же, что не пойду, – буркнула она, – ни вам, ни мне не нужно, чтобы все раскрылось. Но что вы тогда предлагаете?

– Предлагаю тебе пойти домой и дать мне отдохнуть.

Презрительно выпятив подбородок, Лиля поднялась.

– Ну и отдыхайте, сколько вам влезет!

Развернувшись на своих высоких каблуках, она выбежала из квартиры и громко хлопнула дверью.

Еще до их свадьбы Виктор Малеев велел Тамаре оставить работу на фирме «Заря». Она обрадовалась – уборка чужих квартир не доставляла ей особого удовольствии.

– Конечно, я теперь с московской пропиской могу и на фабрику устроиться, и секретарем куда-нибудь – я ведь грамотная и печатать могу. У нас на селе меня даже просили бумаги помочь напечатать, когда у председателя машинистка болела.

– Думать забудь, – коротко отрезал Виктор. – Домом будешь заниматься, дел тебе на весь день хватит.

Тамара никогда не спрашивала, сколько он получает, и не очень хорошо представляла себе, как они станут вести хозяйство – полагала, что муж будет выдавать ей понемногу с получки, а потом требовать отчета. Ей очень хотелось иметь «свои», лично ею заработанные, чтобы иногда покупать себе что-то из одежды, но она послушалась и об устройстве на работу больше не заговаривала.

Однако все вышло иначе. В первую же после их свадьбы получку Виктор положил перед ней деньги.