– Я не хотела тебя обидеть. Мне тоже вспомнить будет особенно нечего. Даже так – я бы сказала, что так и придется помнить о том, что не сказано и не сделано.

Геля встала и вышла из кухни.

Инна услышала, что она заговорила с Анной Петровной – тихо, ласково, как говорят с ребенком.

Инна была удивлена, узнав, что у Гели есть муж и двое детей. После первого знакомства Инна сразу повесила на Гелю ярлык «воздыхательница профессора Иванова» и решила, что Геля из ряда тех дам, которые не раз встречались Виктору на пути – молчаливых обожательниц. Они приходили на его лекции, выступления, писали ему. Инна часто подшучивала над ним, мол, когда ты успеваешь вообще что-то читать и писать, если ты все время любезничаешь с поклонницами? «С ученицами…», – всегда поправлял Виктор и весело смеялся.

– У него был особый дар, – Инна сама не заметила, как стала потихоньку размышлять вслух, – и даже не его литературное чутье, не его слог, не его чувство слова. Нет! … другое что-то – более ценное, редкое….

Инна услышала шаги за спиной и обернулась, Геля стояла рядом у окна и тоже смотрела в сад, на яблони, ронявшие красные, рыжие и желто-зеленые листья под внезапным порывом ветра.

– Его было так удивительно радостно любить….

Они еще долго стояли молча, слушая в тишине редкие всхлипывания Анны, шелест штор, вдыхая аромат последних спелых яблок этой осени.

– Алло, алло… Ты слышишь меня? Раечка умерла сегодня… В десять утра. Что мне делать теперь? – телефон донес дрожащий голос любимого дядьки, маминого брата.

– Дядь Саш, держись! Это действительно большое горе. Чем тебе помочь? Мы тебя очень любим. Это жизнь, тебе надо жить дальше… Да, без нее. Сколько ей было лет?.. Восемьдесят восемь – это много. Она прожила долгую интересную жизнь. С тобой. Я понимаю, как тебе больно, и знаю – вы были счастливы вместе. Но тебе еще далеко до этого возраста. Тебе надо жить. У меня нет слов, чтобы тебя утешить…

У меня действительно не было нужных слов. Я не могла представить, как дядя Саша, вечный весельчак, балагур и жизнелюб будет жить один. Без нее. Они прожили вместе пятьдесят лет. И это был необычный брак. Не как у всех.

Я не могла к нему приехать, но старалась поддерживать: мы часто разговаривали по телефону и переписывались в мессенджере, он даже научился общаться по видеосвязи, и я могла видеть плотный ежик седых волос, очки и иногда полностью лицо, когда ему удавалось правильно расположить камеру на ноутбуке. Но чаще мы вели разговор переписываясь. Время от времени среди разных сообщений появлялись такие:

«Сегодня ровно месяц, как нет с нами Раюши. Очень горько и обидно. Никак не могу смириться».

«Если взрослый человек может ощутить сиротство, то оно сейчас относится ко мне в полной мере».

«В десять утра сегодня было ровно шесть месяцев, как не стало моей Раечки. Прости, что напоминаю…»

Мне было больно от того, что он так тосковал и считал дни и даже часы с момента ее ухода. Я очень переживала за него, хотелось обнять, поговорить, сидя рядом, но он жил в другом городе, и я только через год смогла уговорить его приехать к нам погостить, провести медобследования – в его возрасте всегда найдутся проблемы. Он пробыл у нас две недели, и каждый вечер мы сидели допоздна за столом, пили чай и разговаривали обо всем – и конечно, о Раечке, о которой он мог говорить бесконечно. Один вопрос, немного пикантный, интересовал меня особенно, потому что в нашей семье было много перешептываний и домыслов на этот счет. В последний вечер я собралась с духом и наконец спросила:

– Расскажи, как тебе удалось познакомиться с ней?