Виктор ничего не ответил, лишь улыбнулся своим мыслям. Они сидели на обрыве, на самом краю берега. Внизу текла, поблескивала под летним солнцем таежная речка. Витька за две недели похода отрастил короткую бороду, усы, стал похож на кержаков-староверов, которые до сих пор умудрялись селиться и жить по-особому.

– На то и мужчина нужен, чтобы лелеять да баловать вашего брата, – Виктор хитро прищурился, искоса взглянул на Инну и приобнял за плечи. Через грубоватую ткань спортивной куртки Инна почувствовала тепло, тяжесть и силу его руки. Дернула плечом, резко встала:

– Может и так, тебе виднее, ты у нас – умник, – и ушла в палатку.

Больше Инна никогда не говорила ничего дурного Виктору о его жене. Инна стала самой частой гостьей в их доме, нянчилась с Севкой, когда подрос – стала водить его с собой в горы, в тайгу, собирала ягоды и варила варенье на два дома, вязала теплые носки. Она не задавалась вопросом, почему так привязана к чужой, в сущности, семье, не пыталась выяснить свое значение в их жизни. Никогда не слышала от них каких-то благодарных слов. Но когда Вити не стало, Анна позвонила ей первой.

Инна открыла дверцу шкафчика с посудой, достала белую с позолотой чайную чашечку (Анна Петровна любила и держала в доме только дорогой белый фарфор), налила заварку до краев, перелила в чайник, повторила манипуляции с чайником еще два раза – это успокаивало, запах трав напомнил лето. Инна долила в заварник кипятка, присела на подоконник, взяла из плетеной чаши крупное золотистое яблоко: «интересно, что за сорт?», – откусила. Яблоко было ароматным, сочным. «Садовое, не покупное», – подумала Инна и еще раз взглянула за окно.

Именно летом, в саду, полном яблонь, посаженных Виктором, Инна впервые и увидела Гелю. Поспели первые ранетки, и Инна, купив новых банок, крышек, сахара для варенья, вечером приехала к Ивановым. Входная дверь была, как всегда, не заперта, Инна прошествовала с сумками на кухню, окликнула хозяев, и, не получив ответа, вышла в сад. Инна хотела было покричать и поаукать прямо с террасы, но что-то в мягко обволакивающем аромате сада, шелесте листвы заставило ее остановиться и прислушаться. Чуть поодаль, за высоким кустарником, где росла самая высокая и раскидистая яблоня, – она и в этом году, неурожайном на яблоки, была усыпана плодами, – разговаривали двое. Инна прислушалась – женский голос был ей не знаком.

«Гостья?» – Инна подошла ближе, ей не показалось это некрасивым или неловким, она повиновалась простому и ясному порыву, вызванному любопытством и чем-то еще – мистические натуры назвали бы это чувство интуицией, но Инна в интуицию не верила.

– Знаете, Виктор Вениаминович, я – я просто потерялась, мне кажется…

– Боже мой, Геля, какой вы еще ребенок…

Инна шагнула вперед из-за своего укрытия. Виктор стоял около стремянки, которой пользовался, чтобы добраться до верхних веток, обнимал и очень ласково гладил по голове невысокую женщину в ярко-зеленом платье с крупными белыми цветами. Рядом стояло ведро с ранетками, почти полное, и на траве вокруг лежали круглые спелые, золотистые с красными бочками яблочки. Инна шагнула обратно и осторожно ушла в дом. Те, двое, так ее и не заметили.

– Инна, чай горячий, да? – Геля в нерешительности остановилась на пороге. Инна молча подвинула ей стул, достала зеленую чашку, налила густой заварки – травяной дух приятно щекотал ноздри.

– Выпей, хорошо успокаивает, – Инна села напротив и бесцеремонно стала ее разглядывать.

Без косметики, без прически, в каком-то мешковатом сером одеянии (Инна подумала, что платье явно чье-то, не по фигуре, что было удивительно, – за годы знакомства Инна встречала Агнию только в ярких платьях) Геля выглядела девочкой. «Интересно, ей же сейчас где-то около сорока или уже сорок?», – подумала Инна. А память снова нарисовала ту картинку, из прошлого, и, дзинь, будто порвалась где-то в сознании тонкая металлическая нить. Дзинь. Инна поморщилась, в голове противный звук еще оставался, и из-за этого было больно и тревожно.