В Монтре отец и дочь открыли свой музей, однако, хоть Хотулеву и нравилось работать бок о бок с Майей, желания основательно осесть в этом городе у него не было. Он снимал скромную квартирку в глубине Монтре, подальше от озера, играл в гольф и надеялся, что однажды они снова вернуться в Женеву.
– Непонятна и все, – продолжила Майя.
Хотулев почувствовал себя виноватым перед Верой: он не должен был осуждать ее с Майей. Он, в целом, не должен был никого осуждать, к этому сейчас повсеместно призывали представители самой модной профессии – лайф коучи18. Но, пардон, как же тогда жить? Интереснее всего было то, что Майя была самым толерантным человеком, которого Хотулев когда-либо встречал, но именно она невзлюбила Веру с первого взгляда.
– Самовлюбленная и старомодная. Какие у вас с ней могут быть общие интересы?
– Relax, take it easy19, – равнодушно заметил Хотулев, не отрываясь от экрана телефона. – Я не собираюсь на ней жениться.
– Что ты делаешь?
Майя удостоила его недовольным оценивающим взглядом. И прежде, чем он успел ответить, она уже подошла к нему и некомфортно встала рядом. У Хотулева промелькнуло, что она была такая же дотошная и контролирующая, как и ее мать.
– Ты позвал ее в ресторан? – Майя пренебрежительно посмотрела на экран его телефона. – Ты будешь и дальше с ней общаться? Серьезно, после всего этого?
– Да… – спокойно ответил Хотулев.
– Да что в ней такого? Что? Она выглядит как старая манекенщица на черно-белых снимках прошлого века. Ей надо только выщипать брови.
– А что в этом плохого? – искренне изумился Хотулев. – Джина была манекенщицей прошлого века.
Он уже постиг механизм общения с дочерью: ей надо было дать побубнить, как он это называл, а дальше она всегда отходила и забывала. Хотя, возможно, не в этот раз: Вера ее сильно зацепила.
– Так она не Джина! Она подделка, в том-то и дело.
Майя скрестила руки на груди:
– Сколько за все это время нам пришло писем от якобы потомков Романовых?
Хотулев безразлично пожал плечами:
– Много.
– Тогда почему именно она? Я думала, мы не воспринимаем всерьез таких людей. Эти люди хотят нажиться на трагедии.
Хотулев тяжело вздохнул. Он отчасти понимал дочь, но не видел возможности донести до нее иную точку зрения. Вера была для него не врагом истории, она была для него другом. Таким же стареющим другом, как он сам. Ему было шестьдесят пять, он видел людей совсем в ином свете и больше всего скучал по профессиональному гольфу и хорошему обществу. А Вера… с ней было легко, она была словно из стендапа про комичные гендерные различия. Но Майе ведь это не суждено было понять, не так ли?
– Посоветуй какой-нибудь хороший, но не слишком дорогой ресторан.
Хотулеву даже не надо было смотреть, он почувствовал, как дочь закатила глаза, мол, хочешь дурака валять – ладно уж, валяй.
– Попробуй «Fisher» на набережной.
Майя вернулась обратно за компьютер.
– Что скажешь?
Вера молча осмотрелась. Все в этом помещении было из темного дерева: пол, барная стойка со стульями, столы и скамьи (ох-ох). Над трековым освещением виднелся неотделанный потолок. На стенах красовался побеленный кирпич. В качестве декора была использована трава, больше напоминающая плесень.
Ну и конечно, там не было никого в костюме Шанель. Помимо иностранцев арабского происхождения в национальной одежде все остальные посетители были в откровенных топах, футболках с принтами, рваных джинсах, кедах и кроссовках. У одних были татуировки, у кого-то их было слишком много, по мнению Веры, у других пирсинг, у третьих и то и другое. Кто-то уселся на лавку с ногами, кто-то вальяжно курил кальян. И у Веры был только один вопрос: это и есть выбранное Хотулевым место для свидания?