– Я оделась неподобающе… – разочарованно заметила Вера.

Хотулев критично осмотрел свою льняную рубашку, джинсы и мокасины.

– Да, нет, ты молодец. Вот мне как раз стоило одеться посолиднее.

То есть это Вера оделась посолиднее? Пускай она и была полным профаном в современном сленге, но точно знала, что посолиднее не звучит как комплимент. С тех пор, как она приехала в Швейцарию, Вера постоянно чувствовала свой возраст, будто все ей на него намекало и она безнадежно отстала от времени. Хорошо хоть это Европа, и каждый здесь был занят своим делом.

Они прошли за столик. Вера осторожно присела на жесткую лавку, спинка которой была так далеко, что невозможно было опереться на нее, не развалившись назад (как делали те, кто курил кальян). Единственным приятным моментом этого пресловутого местечка был вид – сквозь распахнутые окна в пол можно было наблюдать за толпой на набережной и любоваться озером.

Всю еду им заказал Хотулев, ибо хоть меню и было продублировано на английском, разобраться в названиях блюд она даже не пыталась. Если судить по описаниям, то все как будто было невкусно. Вера знала лишь одно, что вкусным будет ее любимый Рислинг – это всегда беспроигрышный вариант. А потому, когда принесли вино, она отпила из фужера, возможно, чуть больше для первого глотка, чем того позволяли правила приличия, и тут же поняла, что ей надо было быстро взять себя в руки. Ну и пускай она допустила промах с нарядом, но остальной вечер должен был пройти хорошо. В конце концов, не хочет же она, чтобы Хотулев и в самом деле поверил, что она старомодная московская пенсионерка?

Хотулев чувствовал напряжение: Вере тут явно не нравилось. Возможно, он оплошал с рестораном. Он отчего-то думал, что она придет в восторг от паназиатской кухни, но оказалось, что Вера не ест ни рыбу, ни морепродукты.

И только сейчас он вдруг вспомнил, как она рассказывала ему про грандиозный ужин в посольстве: ей единственной доверили делать бутерброды с икрой, ибо точно знали, что такое Вера есть не будет. Вот черт. Историй было так много, что Хотулев в них потерялся.

Что он точно узнал за эти три недели про вкусы Веры, так это то, что она была в восторге от сыра и шоколада, не могла пройти мимо свежего брецеля и частенько соблазнялась на штрудель и «Захер». Любила латте (причем пила его исключительно с коровьим молоком, ибо «а какое молоко еще есть?») и черный чай. По утрам она варила себе овсянку и ненавидела пиво. Вот, пожалуй, и все. Гурман был из нее неубедительный.

Настоящей же страстью Веры был дорогой элитный алкоголь. Казалось, шампанское и вино служили ей не дополнением к еде, а самой едой. Вера могла часами рассказывать про свои путешествия по винодельням, и Хотулеву, казалось, что он не знал никого, кто бы так хорошо разбирался в вине и мог с таким увлечением разглядывать упаковку на бутылке.

Поэтому у Хотулева, несмотря на провал с рыбой, конечно, все же были два козыря в рукаве: Рислинг и десерт. Надо ведь было угодить Вере прежде, чем затронуть щепетильную тему.

Вера была нисколько не удивлена, что в месте подобно этому был столь причудливый выбор десертов. Но – хвала небесам – здесь была «Павлова», безопасный вариант. После семидесяти Вера решила, что хватит с нее гастрономических лишений, и пустилась во все тяжкие. Конечно же, «Павлова» оказалась не такой, как везде. Вера несколько скептически посмотрела на круглый белый шар и легонько стукнула по нему чайной ложкой, как Пуаро, когда ел яйцо вкрутую. Оболочка была крепкой. Тогда Вера разломила шар, и из него вытек малиново-сливочный крем. Она сладко улыбнулась. В целом две бутылки вина и немаленькая порция «Павловой» даже загладили провал с горячим (некая черная треска оказалась просто отвратительной на вкус, хорошо хоть, что блюдо было щедро полито соусом).