По сравнению с Верой, которая при каждом удобном случае вспоминала бабулю-фрейлину и, к сожалению, упомянула этот факт и при Майе, он никогда не думал о себе как о человеке из аристократической семьи, а его политические взгляды были крайне далеки от монархии.

Хотулеву было хорошо с Верой. Поначалу он, конечно, как и дочь, воспринял ее как слегка поехавшую посетительницу, но быстро смекнул, что она просто забавный человек, с которым можно легко и приятно провести время. Она поразила его внешне. У нее была какая-то уходящая классическая красота прошлого века. Своими строгими изящными линиями лица она напомнила Хотулеву Ингрид Бергман, а он всегда был очень даже не прочь в очередной раз пересмотреть «Касабланку». Да и юмора с ней было достаточно, а это, как известно, было страстью Хотулева, который в молодые годы даже подумывал о карьере комика а-ля Вуди Аллен.

Вернее так: Вера была тем человеком, не с которым, а над которым было интересно посмеяться. Она могла часами смотреть на черно-белые кадры, на которых Чарли Чаплин выполнял какие-то неуклюжие лишенные всякой логики действия, и смеяться так, чтобы потом вытирать слезы, или рассказывать истории, не имеющие никакой толики юмора, сотрясаясь от смеха, или весь день посвятить пересказу книги некой Алены Долецкой, с которой Вера якобы вращалась в одних кругах в институтские годы (теперь, когда он разузнал про ее прошлое и прочитал про Алену Долецкую, он очень в этом сомневался), «Не жизнь, а сказка», или доказывать ему несостоятельность и даже оскорбительность теории Дарвина о происхождении человека и прочее-прочее. С Верой не нужно было гадать, где правда, а где вымысел, ибо так или иначе все было вымысел.

Что же касается ее прошлого, то у Хотулева и мысли не было затаивать на Веру зло. Однако ему все же хотелось, чтобы в том образе, который она выбрала себе будто маску на маскараде, все же нашлось хоть немного место для искренности…

Савва снял кепку, своим привычным движением слегка пригладил волосы и взмокшей ладонью вытер испарину на лбу. Это было поистине невероятное лето: еще вчера утром в Нахабино они съеживались от промозглого ветра и неприятного моросящего дождя, когда затем вдруг ударила вспышка жары, и они естественно почувствовали себя капустами в собственных одеяниях. Почти все они прямо на поле принялись снимать c себя слои одежды. Но сегодня жара решила усилиться.

После вчерашней встречи клуб «Форест Хиллс», или попросту «Форест», лидировал, и сегодня члены клуба были намерены во что бы то ни стало разбить гольф клуб из Нахабино – в успехе им должно было сопутствовать «родное» поле. Они все дисциплинированно выстроились на рейндже4, гордые и потные; будто парад на девятое мая – они сами упивались своей техникой. Хотя Савва не без ехидства подметил, что вуды5 далеко не у всех летят.

Он полчаса провел на рейндже, просто смотря, как разминается Жарков, но  за последние пять минут, казалось, они уже оба поняли, что рейндж медленно, но верно превратился в ад.

– Слушай, валим отсюда, – заключил Жарков, отдавая Савве драйвер6. Савва при этом заметил, что с него течет так, будто он только что из душа.

– Жесть!

Савва и сам давно уже хотел свалить, жара проникла в его мозг, он, казалось ему, отупел, и потихоньку вносила смуту во все его тело. Ему хотелось просто развалиться где-то и выпить океан.

Перед полем Савве еще надо было быстро найти для них более-менее заряженный кар7 (ибо полноценно заряженных каров в «Форесте» не видели с момента открытия) и запастись водой, но все же у него нашлась минутка забежать в тренерскую и грудой костей развалиться на мягком принимающем форму тела пуфе.