Меня так и подмывало самой все ей объяснить, самыми простыми словами, как в свое время мне объяснила Патрия. Но я догадывалась, что в первую же неделю пребывания в школе не стоит дважды испытывать удачу.

Когда сестра Милагрос ушла, Синита спросила меня, что за ерунду она несла. Я посмотрела на нее с удивлением. Приезжает, значит, такая вся разодетая в черное, как взрослая, и не знает таких простых вещей. Я тут же выложила все, что знала о месячных, и как между ног появляются дети. Синита слушала, открыв рот, потом горячо поблагодарила и сказала, что в ответ может раскрыть мне тайну Трухильо.

– Что еще за тайна? – спросила я. Мне казалось, что Патрия уже рассказала мне все секреты.

– Позже узнаешь, – ответила Синита, оглянувшись по сторонам.

Прошла пара недель, прежде чем Синита поделилась, наконец, своим секретом. К тому времени я уже забыла о нем или, может, просто выкинула его из головы, инстинктивно опасаясь того, что могу узнать. Мы все время были заняты уроками и общением с новыми друзьями. Почти каждую ночь кто-то из девочек приходил к нам в гости под москитные сетки или мы наносили им ответный визит. К нам с Синитой зачастили две девочки, Лурдес и Эльса, и очень скоро мы вчетвером стали неразлучны. У каждой из нас были свои особенности: Синита из малоимущих, и это было заметно; Лурдес – толстушка, хотя, когда она спрашивала, не толстая ли она (а спрашивала она часто), как настоящие подруги мы называли ее прелестно пухленькой; Эльса очень хорошенькая, но как будто сама удивлялась этому факту и постоянно хотела всем это доказать. Что касается меня, я просто не умела держать язык за зубами, когда мне было что сказать.

В ту ночь, когда Синита рассказала мне тайну Трухильо, я не могла уснуть. Весь день перед этим у меня болел живот, но я так ничего и не сказала сестре Милагрос. Я боялась, что она запрет меня в больничной палате и мне придется лежать прикованной к постели, слушая, как сестра Консуэло читает новены[14] для больных и умирающих. А еще, если бы о болезни узнал папа, он забрал бы меня домой и держал там взаперти и я умерла бы от скуки.

Я лежала на спине, таращась на белый венец москитной сетки, и гадала, кто еще из девочек не спит. Тут в соседней кровати начала тихонько плакать Синита, так тихо, будто не хотела, чтобы ее кто-нибудь услышал. Я немного подождала, но она все не прекращала. Наконец я вылезла из постели и подняла ее сетку.

– Что случилось? – прошептала я.

Прежде чем ответить, ей потребовалось время, чтобы немного успокоиться.

– Это из-за Хосе-Луиса.

– Из-за брата? – Всем девочкам было известно, что брат Синиты умер совсем недавно, летом. Потому Синита и была одета во все черное в тот первый день в школе.

Из-за рыданий она начала содрогаться всем телом. Я залезла к ней под одеяло и стала гладить ее по голове, как делала мама, когда у меня была температура.

– Расскажи мне, Синита, тебе станет легче.

– Я боюсь, – прошептала она. – Нас всех могут убить. Это и есть тайна Трухильо.

Никому и никогда не стоило мне говорить, что мне нельзя знать то, что мне нужно было знать. Я тут же напомнила ей:

– Да брось, Синита. Я же тебе рассказала, откуда берутся дети.

Ее пришлось еще немного поуговаривать, но в конце концов она сдалась.

Она рассказала о себе такие вещи, о которых я даже не подозревала. Я думала, что она всегда была бедной, но оказалось, что ее семья раньше была богатой и влиятельной. Три ее дяди даже были друзьями Трухильо. Но они отвернулись от него, когда узнали, что он делает нечто ужасное.

– Нечто ужасное? – переспросила я. – Трухильо делает нечто ужасное?