– Заезжали с Ольгой к ней? – быстро спросил Загряжский.

– Нет, не получилось. Хотели, но не смогли, не успевали, мне надо было возвращаться.

– Ну, вот, значит, деток моих не видел. А с Ольгой как всё сложилось?

– Удивительная она женщина. Увидела, как я по крыльцу поднимаюсь, вышла так спокойно на встречу, руки на плечи положила, сказала: «Ну, вот и дождалась. Ни мгновения не сомневалась, что вместе будем. Только печалилась, что долго не приезжал». Руки за шею закинула и поцеловала так хорошо, нежно, и слёзы из глаз закапали слезинка за слезинкой. А я её к себе прижал и поверить не могу, что всё случилось. Тут Саша, племянник Ваш подошёл. Она оглянулась, за руку его взяла. «Сын мой, Александр, – говорит. – Знакомься, Алекс, это мой друг, Парамон, о котором я тебе рассказывала, такой же смелый и отчаянный, как и твой отец». Такой хороший парнишка, взрослый уже, пятнадцатый год идёт. Мы с ним много потом разговаривали. Такое было чувство, будто младшего брата обрёл. Тоже военным хочет быть, как и отец. Решили мы втроём, что в кадетский корпус в Петербурге учиться он пойдет, Вы уж поспособствуйте, Иван Александрович.

– Как не порадеть за родственника? – рассмеялся Загряжский. – Хорошее дело задумали, молодцы! Надо бы его с моим Александром познакомить. Пусть два брата вместе учатся, мой-то на год лишь моложе будет. А вдвоём всё веселее. Да и нам обоим за них спокойнее будет. Мы ведь теперь с тобой кумовья, дружище.

Офицеры радостно рассмеялись.

– Ну, ты рассказывай, рассказывай, – заинтересованно произнёс Загряжский.

– А дальше показала мне Ольга своих воспитанниц, с учителями познакомила. Так я порадовался за неё. Она счастливая такая была, радостная. Просто светилась вся от полноты жизни. Я такой красивой её ещё не видел. Собрались мы, сели в экипаж и поехали втроём к моей матушке за благословением, благо моё имение недалеко от Ольгиного. Матушка наш колокольчик ещё издалека услышала, кинулась ко мне на грудь, разволновалась, а уж потом Ольгу с Александром заметила. Сразу обо всём догадалась, недаром говорят: сердце матери вещун, насторожилась, гостей в столовой усадила, а меня вроде как за делом в другую комнату позвала. «Парамошенька, – говорит, – старше ведь она тебя, и сын у нее, какой взрослый, сладится ли у вас?» Я ей в двух словах, о том, как познакомились, рассказал. Вздохнула глубоко: «Не отговорить тебя, по глазам вижу, сердце ты ей отдал. Значит, так тому и быть». Тут сестра с мужем и ребятишками подъехали. Мальчонку дворового за ними посылали. За столом разговорились, вижу, к Ольге у матушки сердце потеплело, да и на Сашу ласково так смотрит. А с Машей Ольга с первой минуты общий язык нашла. Пока я с племянниками разыгрался, матушка вышла и уже с иконой вернулась. Все притихли, взял я мою Оленьку за руку, подошли мы к матушке и на колени встали, она нас иконой благословила, да так и залилась слезами. Ольга с Машей её подхватили, на диван усадили, а она только рукой машет да приговаривает: «Это я от счастья, от счастья, мои дорогие. Вот и дождалась, что Парамошенька женится. Слава тебе, Господи!» Через три дня обвенчались в местной церкви. Немного вместе побыли, а там мне и в дорогу пора. С Ольгой попрощался, она, конечно, виду не подала, что переживает, но я-то по глазам вижу. Александру наказал, чтобы мать слушался и берёг, обещал, что приеду его в кадетский корпус определять. Вот и вся недолга. А в сердце сейчас постоянно так тепло-тепло, будто уголок пустой в нём заполнился, и от этого блаженство по телу разливается. Чувствую я её всем существом, и она меня тоже, не сомневаюсь. А Вы вот, Иван Александрович, так скептически ухмыляетесь, будто я небылицу какую рассказал.