– Как же так?! Всю душу ему одному отдала, никого, кроме него в сердце не пустила! За что же он со мной так?! Что я ему сделала?! Ведь когда мне о любви говорил, в глаза мне глядел, не лгал он, нет, не лгал. Как же мог предать и меня, и детей? А эта девушка? Как ей после всего жить?! Ведь, наверняка, и ей в любви клялся, она ему поверила, поверила, что он станет ей и будущим детям опорой в жизни. И в этой ситуации всё и всех бросить, развернуться и уехать, охраняя свой покой, выбросив из сердца двух униженных женщин, думая уже о новых приключениях в своей жизни! Неужели человек, которого я любила, которым гордилась, отец наших детей – подлец?!

Сказала, и аж сердце от ужаса похолодело в груди. Вдруг чувствую, кто-то прикоснулся к плечу! Вскочила от страха, обернулась, вижу, нянюшка Наташа со свечой стоит и ласково на меня смотрит. Я от жалости её ещё пуще прежнего разрыдалась, кинулась ей на грудь, и остановиться не могу. Говорю что-то бессвязное, а она свечу на стол поставила, меня по голове гладит и тихо так успокаивает:

– Ничего, матушка, ничего, всё перемелется, мука будет. Когда мой Вася накануне свадьбы утонул, я тоже думала, кончился мой век. А вот ведь Господь силы дал, пережила беду. Деток твоих нянчила, пока гувернёры не понаехали, да и теперь с ними, когда надо вожусь. Всё отрада. Чую, вскорости опять понадоблюсь.

– Няня Наташа, так ведь тебя не бросали так немилосердно, не обманывал любимый и дорогой человек! Как после такого жить?!

– Милая моя, ты посмотри, сколько всего тебе Господь по милости своей дал: и детки здоровые и ладные растут, и свёкор уважает, и хозяйство большое твоего участия ждёт. Грех роптать. Ну, а жизнь она всегда печалями да радостями перемежается. Будешь горевать, всё рассыплется, в запустение придёт. Нельзя тебе руки-то опускать.

– А как же с мужем-то быть, ведь не выкинуть из сердца произошедшее, не забыть.

– А ты о хорошем про него думай. Любовь Вас связала? Любовь. Некоторые так во всю жизнь её и не дождутся, а Вам Бог дал. Деток вон каких друг с другом прижили, сердце радуется. Он деток любит, всегда о них заботится. Этого от него не отнять. Отчизну-матушку, не щадя живота защищает, а, значит, тебя и деток тоже. Пусть гордятся таким отцом.

– Но ведь другую в сердце пустил.

– Ну, что же? Мужик, он и есть мужик. Что тут поделаешь? Глаза на красоту ему не закрыть. Зашлось сердце, не смог совладать, слабость проявил. Так за то ему перед Богом ответ держать. Ты свою душу, голубка, в чистоте держи. Господь всё видит, он поможет боль перенести.

– А она ведь и впрямь красавица, – сказала я успокаиваясь. – Вначале ревность в сердце кольнула, а теперь чувствую, нет её, ушла, жалость только к ней.

– Это хорошо, милая, душа у тебя светлая. Ей ведь тяжелее, чем тебе. Вокруг тебя детки, всё знакомое, а она тут одна одинёшенька среди незнакомых людей, и податься ей некуда. Куда пойдёт, что скажет? Да ещё дитё под сердцем носит, его дитё, твоим деткам братика или сестричку. Лихо ей сейчас. Ты не бросай её, у неё кроме тебя никого здесь нет, всем она чужая. Только ты её надёжа.

– Няня Наташа, выживет ли она ещё после такого потрясения, да и Александр Артемьевич едва дышит. Что делать?

– Я тебе, матушка, так скажу: лекари лекарями, а лучше знахарки да целительницы бабки Татьяны, никого в наших краях нет.

– Да что ты, няня Наташа, ей уж за восемьдесят, она еле ходит!

– А это тут причём? Дар, он от Бога даден, у него возраста нет. Я у неё уже побывала. Она травки подбирает, да отвары делает. Завтра к тебе приведу. Хуже, чем есть, не будет, а даст Бог, с хворями справится. Ты ей доверься, а сама делами занимайся да за детушками гляди. А сейчас выкинь всё из головы и спать ложись. Утро вечера мудренее.