Мегера, всей своей позой красноречиво вещающая о своем отношении к нашему дружескому отдыху. Руки скрещены на груди, глаза мечут такие молнии, что и без фонарей светло, как днем. Улыбка настольно неискренняя, что даже у меня, бывалого опера, вдоль позвоночника пробегают ледяные мурашки.

Ну уж нет! С этой дамочкой я точно никуда не поеду. От ее взгляда я даже решаюсь поехать на своей тачке, лишь бы не с ними.

— Не, — отмахиваюсь от настойчивости упившегося друга, — мне в другую сторону, — бросаю первое оправдание, всплывшее в нетрезвом мозгу, и разворачиваюсь в сторону стоянки желтых машинок с шашечками.

— Ну, бывай! — нисколько не расстроившись, желает друг и тут же забывает обо всем, довольно бубнит какие-то комплименты своей подружке, позволяя ей запихнуть свое безвольное тело в салон представительной тачки, словно тряпичную куклу.

— М-м-м-м-да... — хмыкаю про себя.

А так и не скажешь, что он может быть таким подкаблучником. Да и ладно! Каждому свое…

Пока я дохожу до стоянки такси, остается только одна свободная машина, и я с внутренним ликованием распахиваю заднюю пассажирскую дверцу, заваливаюсь в теплое нутро моего «доставщика», но адрес произнести не успеваю.

— На Савушкина, — звучит откуда-то сбоку мелодичный женский голос.

Ладонь замирает на ручке еще не закрывшейся двери. Поворачиваю голову в сторону и натыкаюсь на шустро так впорхнувшую в салон автомобиля молодую девушку. Полумрак, разбавляемый парой фонарей, не дает рассмотреть ее, но то, что она очень милая, достаточно симпатичная и чертовски привлекательная, отмечает даже мой разомлевший мозг. Но это сейчас не главное.

Сейчас я все же желаю оказаться в своей квартире, в своей кровати. А тачка эта последняя, и мои рыцарские качества остались за ее пределами.

— Дамочка! — Захлопнув дверь, разворачиваюсь к ней всем корпусом, чуть наклонившись вперед. — Простите, но я был первым. — Слова, как и мысли, путаются, а взгляд теряется в бездонной синеве ее огромных глазищ, смотрящих на меня умоляюще-невинно.

— Но… — Неуверенный протест обрывается, не успев сорваться с ее чуть пухлых губ без единого мазка декоративной краски. Она замолкает, и мы просто смотрим друг на друга, не обращая внимания на время.

— Эй! — Грубый голос водителя вплетается в нашу игру взглядов. — Вы ехать собираетесь?

— Да! — громко и четко отвечаю и диктую свой адрес. — Вначале закинешь меня, а потом довезешь девчонку до дома, — нахожу выход из ситуации, продолжая сканировать пугливую Заю, вжавшуюся спиной в дверцу.

Мысленно веду отсчет и гадаю, на какой цифре ее инстинкт самосохранения все же сработает. Вот как только это произойдет, тут же переиграю и, так уж и быть, отдам ей право ехать домой первой и без моего сопровождения.

Но счет спокойно перевалил за двадцатку, водитель все еще таращится на нас и не заводит тачку, а незнакомка все так же сидит на месте, словно прибитая гвоздями. Кажется, даже не дышит, точно не моргает, и только стук ее сердца отдается в моих висках совестливым набатом.

— Черт с вами! — Она отмирает, выпрямляется. — Едем! — разрывая наш зрительный контакт, кидает водителю, и тот, будто ожидал лишь этого девчачьего, почти командного оклика, проворачивает ключ в замке зажигания и плавно выруливает с парковки.

Произошедшая с ней метаморфоза повергает меня в легкий ступор. Сознание пытается уловить хоть какое-то разумное объяснение происходящим в башке эмоциональным диспутам нетрезвого разума с совестью.

Вот какое мне дело до этой бесстрашной и безбашенной дурочки, что спокойно прыгает в салон такси, поймав его в полупустой подворотне?! Какого лешего меня волнует, почему она вообще шарашится по улице в столь поздний час?! Ей бы сидеть дома, укутавшись в вязаный плед, и, обхватив тонкими пальчиками большую кружку, совать в нее нос, вдыхая аромат горячего шоколада.